Мы с сестрой Назирой выбежали из дома. Темная фигура матери склонилась над арбой, возле нее маячил Манар.
— Как же это случилось, Манар?.. Как это случилось? — горестно повторяла мама.
На арбе кто-то мучительно застонал.
— Карл, голубчик… Карл, миленький… потерпи. Сейчас мы что-нибудь сделаем, — ласково попросила мама.
А Манар, всхлипывая, рассказал, что они расстались с Карлом. Тот сказал, что будто бы пойдет на ток и там будет ждать. А Манар решил, хоть и темно, скосить еще три круга. Он прошел два круга и повернул на третий, и тут кто-то вскрикнул из-под косы.
— Он, наверное, здесь хотел подождать, пока я закончу… Мы собирались потом к Шымырбаю, дыни поесть… Он ждал и заснул… А я не знал… Я не знал… — Тут выдержка отказала Манару, он зарыдал во весь голос.
Бабушка вынесла лампу и вместе с мамой осмотрела Карла. Меня не подпускали близко к арбе, но все же я успел увидеть окровавленное тело, лохмотья, в которые превратилась иссеченная одежда, и невольно попятился к дверям. Мама тоже не выдержала и отвернулась.
— Нужно срочно съездить за доктором, — сказала мама. — В таком состоянии его в больницу везти нельзя. Мальчик не выдержит. Кого же послать? — спросила она как бы самое себя. — Ясно, я сама поеду в Канар. Манар, отвези пока, голубчик, Карла домой! Назира, разбуди кого-нибудь из немцев. Пусть они подготовят мать. У бедняжки больное сердце. Как бы и с ней не случилось беды. А ты что стоишь? — обратилась она ко мне. — Ступай сейчас же в дом. Побудь с маленькими. Они уже, наверное, перепугались одни.
Уходя в дом, я услышал, как вновь застонал пострадавший и как мама сказала:
— Потерпи, дорогой… я сейчас поеду за доктором.
— Несчастный, — сказала бабушка. — Видно, ему на роду страдать суждено.
— Бабушка, вы опять за свое? — услышал я голос Назиры и закрыл за собой дверь.
Маленькие уже повылезали из постелей и ревели в в три голоса. Болат и Марат басовито, а сестренка Жанар вторила им тоненьким, пронзительным голосом. Я начал их успокаивать и так и этак, и уговаривал, и стыдил. Замучился, не зная, что еще с ними делать. Хоть плачь вместе с ними.
— Если не перестанете, волк постучится в дверь, — сказал я, прибегая к последнему средству. — А медведь уже смотрит в окно. «Кто здесь плачет?» — спрашивает.
Но маленьким хоть бы что — ревут в три ручья. Тогда я подошел к двери, незаметно для них постучал и спросил того, кто будто бы стучался в наш дом:
— Кто там?.. Говоришь, ты, безумная Бубитай?.. Нет-нет, я не открою дверь. Нет, нет, не проси! У нас никто не плачет… Да, никто. Это плачут дети Нурсулу.
И братья, и сестренка тотчас замолкли, вытаращили глазенки, испуганно уставились на дверь.
— Канат, там сумасшедшая Бубитай, да? — спросил Болат, который был чуть постарше остальных.
— Она! Услышала ваш плач и пришла. Раз они плачут, говорит, заберу их с собой.
— Канат, мы не будем плакать, скажи ей: пусть уйдет, — взмолился Марат.
ebooksa