— Мне тоже, — сказал Кайрак и, бросив вилы, опустился, сунул в сугроб разгоряченное лицо и начал хватать снег губами.
Когда он поднял голову, его ресницы, щеки и подбородок оказались украшенными снегом, точно ватой. Кайрак вытер лицо рукавом и с притворным добродушием сказал:
— Ну что, повеселились? Разогнали кровь?
— Пора за дело! Иначе не успеем, — охотно подхватил Данеш. — В самом деле, погрелись — и довольно.
Они поднялись, все еще возбужденно дрожа, как псы после незаконченной драки, и Данеш полез на стог. Взобравшись на вершину, он поддел на вилы заснеженный, смерзшийся слой снега, отбросил в сторону, и в ноздри его ворвался терпкий запах прошлого лета. Внизу заржали, заволновались лошади, потянули морды вверх.
— Чуешь? — спросил он у Кайрака.
— Пахнет, — прошептал нервно Кайрак, раздувая ноздри.
Данеш скинул лошадям пару охапок сена, а Кайрак снял узду, ослабил подпруги.
— Давай сюда сани! Начнем с твоих! — крикнул Данеш.
Кайрак кивнул, подогнал сани, и джигиты принялись за погрузку. Они прятали друг от друга глаза, лишь изредка перебрасывались необходимыми односложными фразами и, стараясь уйти от только что происшедшего в работу, орудовали вилами с удвоенной энергией. Но в их движениях, в том, как была закрепощена спина и скованы в суставах руки, чувствовалось не остывшее до сих пор напряжение.
«А смелый, черт! Запугать его не так-то просто, — размышлял Кайрак. — Только ему подвернись, зевни, мигом шею свернет!»
«Зачем я поехал с этим психом? Знал, чем кончится, а поехал, — досадовал тем временем Данеш. — Мог отказаться. Мол, так и так, дня три назад посылали за дровами. А за сеном пусть съездит кто-нибудь другой. Нет, захорохорился, хотел показать характер. Ну и показал!»
Нагрузив сани Кайрака, они быстро управились со вторыми, и Данеш прикинул, что можно вернуться в аул еще до сумерек. Главное было — перебраться через снежную целину и выехать на дорогу, а там уж только держи лошадей.
Данеш вспотел, чувствовал, что измотался вконец. Стоя все еще наверху, на разобранной половине стога, он извлек из кармана стеганых штанов носовой платок, вытер лицо и огляделся. Внизу его покорно ждали совсем седые от изморози кони, Кайрак в последний раз проверял, как уложено сено на его возу. А вокруг громоздились горбатые холмы, точно волны вмиг застывшего океана. А степь и в самом деле, как оледеневший океан, уходила далеко-далеко, и не было ей конца и края. Но временами на ее омертвевшем просторе мелькала жизнь. Вот показалось рыжее пятно на белом — это рыскала лисица, копала снег, пытаясь извлечь на белый свет зазевавшуюся полевую мышь. А там, далеко в стороне, кто-то прокатил по дороге в санях, исчез в ущелье. На самом горизонте четким силуэтом виднелся его родной аул. У каждого дома торчал синеватый отсюда тополь или карагач с будто бы остриженной верхушкой. Над крышами медленно и низко полз густой дым, цеплялся за ветки деревьев.
— Эй, что ты там не видел? — спросил заинтересовавшийся Кайрак.
— Красиво тут! Видать полмира. И наш аул.
— Да ну?
Кайрак взобрался к Данешу. Встал рядом с ним и поцокал языком.
— А отсюда упаси свалиться! Вот уж не думал, что здесь такой обрыв. Упадешь — не остановишься. Так и будешь катиться кубарем.
Данеш заглянул по ту сторону стога и тоже удивился — такой тут вырос овраг.