И вот еще что, наверное, навсегда осталось в моей памяти от той поры: усталость матери и старшей сестры, когда они весной возвращались с работы. Машин тогда не хватало, и женщины с рассвета дотемна ходили за плугом. Весенний холодный ветер сушил и чернил их лица, обдавал пылью с ног до головы. У мамы еще ко всему невыносимо болела поясница. Видимо, потому она приходила домой какой-то неласковой, каменной, с нахмуренными бровями. Мы, соскучившись за день, бросались ей навстречу, а она молча отстраняла нас, проходила в дом и, развязав шерстяной пояс, которым туго перевязывала поясницу, садилась к печке спиной и сидела до тех пор, пока ноющая боль на время не оставляла ее. Мы ловили ее взгляд, надеясь найти в нем привычную нежность, но глаза мамы были печальны, в эти минуты она уносилась куда-то далеко. Наверное, туда, где находился отец. Успокоив боль, мама придвигала к себе шумно кипящий чайник и пила чай — кипяток с солью. На лбу ее мелкими каплями выступал пот.
Постелив постели, мать и сестра Назира брались за ручные жернова и мололи зерно для завтрашнего хлеба. Нам, малышам, почему-то становилось тревожно. Мы, словно цыплята к клушке, жались к бабушке, просили что-нибудь рассказать. Стараясь нас успокоить, бабушка заводила длинную-предлинную сказку.
В комнате было неуютно и сумрачно. Фитиль керосиновой лампы горел тусклым зыбким пламенем. Его свет не доставал во все углы. На стенах, пугая нас, колыхались тени. «Бабушка, ну, бабушка, повернись ко мне», «Нет, ко мне, ко мне!» — дергали мы то и дело бабушку.
А у мамы и сестры Назиры текла своя взрослая беседа. Под мерный шорох жерновов они обсуждали колхозные дела, говорили о последних вестях с фронта.
Бабушка краем уха прислушивалась к ним и временами, прервав сказку, как нам казалось, на самом интересном месте, озабоченно спрашивала у матери:
— Ну, как сев? Закончили везде?
— Почти что. Вот завтра спустимся в Малый Акбел и на этом закончим, — отвечала мать, повысив голос.
— Поторопитесь! Как бы не пересохла земля, — предупреждала бабушка.
— Людей не хватает, мама. Где их возьмешь?
— О аллах, наш единственный создатель, помоги им! — взывала бабушка к потолку комнаты, ушедшему куда-то высоко в темноту.
Темнота нам казалась глубокой, бескрайней. И невидимый, загадочный бог, к которому обращалась она, мог там проживать и в самом деле.
— А что собираетесь сеять на Малом Акбеле? — спрашивала бабушка, переходя на будничный тон.
— Просо.
— Правильно решили, — соглашалась бабушка. — На том месте просо принимается хорошо. Помню, как-то бедняк Жапиш засеял Малый Акбел одним мешком проса. Да и больше взять ему было негде. А собрал двадцать, а может, и все тридцать мешков. То-то радости было.
Удовлетворив на короткий срок свое любопытство, бабушка продолжала сказку. А потом снова начинала сбиваться и в конце концов умолкала, слушая, что говорят мать и сестра Назира.
— Бабушка, а что было потом? — хныкали мы, дергая за рукав. — Бабушка, продолжай.
— Да подождите, дайте и мне послушать, — отбивалась она.
Мама и сестра Назира, видя, что бабушке тоже интересен их разговор, беседовали громче.
— Я видела в конторе вчерашнюю газету, — рассказывала сестра Назира. — Наши войска освободили еще два города на Украине. Уничтожили много вражеских солдат и техники. Кровопролитные были бои.
— Какие, ты говоришь? — тревожно переспрашивала бабушка.
ebooksa