Ван Дорн, голландец по происхождению, превосходно знавший свое дело, ловко выдернул десяток самых красивых перьев из хвоста погибшей цапли, обвязал их тоненькой бечевкой, имевшейся у него в кармане, и вручил молодому кавалеру. Затем он отправился к соколам, которые, нахохлившись, сидели в стороне.
- На что вам понадобились эти перья, мистер Тревор? - после некоторого молчания спросила девушка.
- Я хочу украсить ими свою шляпу.
- Она и так украшена перьями, несравненно более красивыми.
- Может быть. Но зато несравненно менее ценными для меня. Перья цапли я буду носить в память об одном из самых прекрасных дней моей жизни.
С этими словами он снял свою шляпу, сорвал находившиеся на ней роскошные страусовые перья и на их место воткнул только что полученные. Вега следила за ним с упреком, но с блаженством в сердце.
- Ну зачем вы это сделали? - притворно-укоризненно проговорила она, когда Юстес с пренебрежением сломал страусовые перья и пустил их по ветру. - Эти иноземные перья были так хороши, и они так дорого стоят. Вот и шляпу испортили и, что хуже всего, забыли, что перья с побежденной птицы - плохой трофей.
- Тем более они подходят мне, - возразил Юстес.
- Почему? - удивилась девушка.
- Да просто потому, что и я - побежденный.
- Вы - побежденный! Когда? Кем? Где? - засыпала она его вопросами, недоумевая, о какой "побежденности" он говорит: намек ли это на поединок, в котором он был ранен, или на что-нибудь другое?
Кстати сказать, ни сам Юстес Тревор, ни сэр Ричард Уольвейн ни словом не обмолвились о своей стычке, после которой они подружились; но мало-помалу все догадались, откуда у Тревора возникла на руке "царапина", до сих пор еще не совсем зажившая.
- Вега, мистер Тревор! Поедемте теперь порадовать моего Мера, - крикнула им издали Сабрина. - Он еле жив от нетерпения получить и свою долю, продолжала она, поравнявшись с сестрой и ее спутником.
"Милый Мер" был красивый кобчик, сидевший на левой руке у Сабрины. Как известно, эта птица не любит дичи, а предпочитает лесную и полевую добычу. В интересах кобчика и хлопотала его хозяйка.
Веге очень не хотелось прерывать начавшейся многозначительной беседы с Юстесом, и девушка попробовала было несколько раз возразить. Однако старшая сестра настояла на своем, и вся компания, не исключая и Ван Дорна, отправилась на соседний руардинский хребет.
Дорогой кобчик то и дело взмывал ввысь то за жаворонком, то за куропаткой, то за горлицей, и сразу же отправлял их всех мертвыми на землю. Сабрина была в восторге и поощряла своего любимца на новые подвиги. Между тем Вега и ее кавалер с нетерпением ожидали, когда им представится новый случай досказать то, что висело у каждого из них на языке. Ван Дорн беспокоился об участи своих соколов, оставленных им пока на попечении подручного, и в то же время особым свистом разжигал воинственный пыл кобчика. Он делал это с таким неподражаемым умением, что ради этого и был приглашен Сабриной в новую экскурсию, хотя, в сущности, он был нужнее при соколах, плохо слушавшихся других, кроме Веги, которой они принадлежали.
Но вот вдруг Ван Дорн прервал свой свист и воскликнул:
- Сюда идут солдаты!
Мгновенно вся компания обернулась туда, куда смотрел сокольничий, в сторону Дрейбрука, и на разные голоса подтвердила:
- Да, да, верно, солдаты!