Четыре минуты спустя два выстрела, направленные в кормовой иллюминатор, возвестили нам, что негодяи покинули судно. Пули, влетев в окно, к счастью, никого не задели, засев в деревянной перегородке капитанской каюты. Встав боком у одного из иллюминаторов, я вскоре увидел в полосе, оставляемой «Эврикой» за кормой, на расстоянии ста-двухсот сажен от судна шлюпку, где находились негодяи.
Тогда я немедленно выбежал на палубу; здесь не было ни души. К невыразимой моей радости, бунтовщики не тронули даже парусов, и теперь, раздув последние, «Эврика» быстро уносилась ветром в северо-западном направлении. Руль, предоставленный самому себе, мерным, плавным движением переходил то с правого борта на левый, то с левого на правый. Следовало только взяться за него, поставить по ветру, чтобы восстановить правильный ход судна. По моему личному мнению, следовало держать прямо на запад, чтобы как можно скорее достигнуть берега, и я, не теряя ни минуты, поставил руль по ветру. Почти в тот же момент на верхней площадке лесенки появились Розетта и Клерсина.
— Мы спасены! Больше никого не осталось здесь! — крикнул я и, подозвав их подойти поближе, продолжал: — Теперь мне хочется узнать скорее, что сталось с моим отцом. Скажите, можете ли вы, Розетта, сдержать руль, пока я разыщу его между деками: по всей вероятности, его держали где-нибудь там!
Вместо ответа девушка, встав подле меня, положила обе ручки на штурвал (рулевое колесо) и вопросительно взглянула на меня.
— Вы видите, как это просто! — проговорил я, уступая ей свое место. — Не сводите глаз со стрелки компаса, и смотря по тому, как она станет уклоняться, вправо или влево от этой линии, надавите сильнее направо или налево. В случае, если вам не сладить с рулем, Клерсина, наверно, не откажется вам помочь.
Розетта с первого же слова поняла, в чем дело, и теперь сама торопила меня идти разыскивать отца, уверяя, что, наверно, без труда справится с возложенной на нее обязанностью.
— Не пройдет и пяти минут, как я вернусь! — крикнул я, бегом направляясь к большому люку.
Я быстро обошел все помещение между деками, но здесь не оказалось никого; тогда, забежав в кают-компанию захватить там свечу и мимоходом взглянув на Флоримора, по-прежнему спавшего крепким сном, я спустился в трюм и прямо направился к карцерам.
Сыновний инстинкт не обманул меня. В одной из камер, в той самой, где некогда помещался Вик-Любен, мой отец, более похожий на привидение, чем на живого человека, с необмытой еще кровью, запекшейся на ранах, неподвижно лежал на спине с ногами, закованными в кандалы.
— Отец! Отец! Дорогой мой отец! — воскликнул я, не помня себя от горя и радости: от радости, что нашел его наконец, и от горя, что нашел в таком ужасном положении. — Мы свободны! Мы спасем вас! — и кинувшись подле него на пол, стал целовать его колени.
Но он отвечал мне на мой порыв лишь только слабым стоном.
— Где же ключи? — вскрикнул я, оглядываясь кругом, чтобы открыть кандалы.
Отец печально покачал головой в знак отрицания. Я мысленно говорил себе, что, вероятно, ключи от кандалов остались в руках Вик-Любена или Брайса. Неужели, однако, мне придется оставить отца в этом положении хотя всего еще один лишний час?.. Ноги его совсем опухли и страшно вздулись от сдавливавших и глубоко впившихся в тело железных тисков; белье и платье все испачкано кровью. Будучи не в силах шевельнуться или сделать хотя бы самое слабое движение, отец лежал, неподвижно распростертый на спине, и даже обе раны его не перевязаны!.. Я все это видел своими глазами и не мог ничего поделать!.. Я положительно готов был разбить себе голову о стену в порыве страшного отчаяния; вся душа моя надрывалась при взгляде на страдания дорогого отца.
Вдруг губы его чуть заметно шевельнулись, он прошептал одно слово.
— Белюш!
— Бедный Белюш убит! Эти негодяи убили его в первый момент бунта! — печально проговорил я.
Отец скорее глазами, чем головой сделал отрицательный знак.
— Как! Неужели вы хотите сказать, что и он жив. Неужели мы настолько счастливы, что Белюш остался жив? — воскликнул я, не веря этому.
— Да… Он там… там, рядом… в седьмом номере! — с трудом вымолвил отец.
Я кинулся к седьмому номеру, отодвинул засовы и распахнул настежь дверь… Действительно, здесь находился Белюш, так же, как и отец, закованный в тяжелые железные кандалы, но совершенно здоровый и спящий крепким сном. Он даже не слыхал, как я вошел. Мне пришлось растрясти его, чтобы заставить очнуться и открыть глаза.
ebooksa