Через океан

22
18
20
22
24
26
28
30

Раймунд взял его на руки и перенес на берег Жиронды, протекавшей невдалеке. Он смочил его голову холодной водой, и, смыв кровь с лица, убедился, что рана была неопасна; у мальчугана оказалась рассеченной кожа на голове, по-видимому, от падения на острый камень.

Вскоре ребенок открыл глаза и начал с удивлением рассматривать того, кто помогал ему. Вдруг лицо его выразило ужас, и он сделал попытку встать на ноги и убежать.

— Не бойся! — сказал Раймунд, — я не причиню тебе зла. Когда ты сможешь, ты скажешь мне адрес своих родителей, и я отведу тебя к ним!

— У меня нет их, — тихо ответил ребенок.

— Но ты, наверное, живешь же где-нибудь?

— Нет! У меня нет дома!

Раймунд молча рассматривал раненого мальчугана, который теперь дышал свободнее и, по-видимому, восстановил свои силы. На нем была грубая холщовая рубашка, куртка и панталоны из серого сукна, — ни жилета, ни чулок, на ногах пара грубых башмаков, а у воротника куртки бросающийся в глаза белый номер. Это была, по-видимому, форма исправительного заведения.

— Ты бежал из тюрьмы? — спросил молодой человек, окончив осмотр.

Ребенок расплакался, не отвечая ни слова.

— Пожалуйста, сударь, не отводите меня назад, умоляю вас! — сказал он.

— Успокойся, это не мое дело: я не жандарм. Я отведу тебя в гостиницу и велю дать тебе пообедать; ты, наверно, очень проголодался. Затем, если захочешь, ты скажешь мне, кто ты, и я тебе охотно помогу, если только окажусь в состоянии. Ну, сделай маленькое усилие!

Ребенок, ободренный этими ласковыми словами и открытой и доброй физиономией своего нового друга, встал на ноги и попытался сделать несколько шагов. Но он был так слаб, что один не смог бы дойти до гостиницы, и Раймунд, то поддерживая его, то неся на руках, помог ему пройти эти несколько сот метров, отделявшие их от нее. Перед гостиницей Раймунд срезал с воротника куртки перочинным ножом номер, который мог бы выдать беглеца; потом, придя в гостиницу, велел подать хороший обед. Этого было довольно, чтобы приобрести полное доверие ребенка.

— Как тебя зовут? — спросил Раймунд, когда мальчик покончил с тарелкой супа и выпил стакан вина.

— Меня зовут Кассулэ, но это только прозвище! — ответил мальчуган, — я родом из Castelnaudary, и так как я все говорил о «кассулэ», любимом кушанье моей родины, то товарищи в конце концов и прозвали меня так. У нас же меня звали Мишелем…

— Где это «у нас»?

— В Tizarne, на хуторе, где я пас свиней.

— Твои родители арендовали хутор?

— Нет! У меня никогда не было родителей, — возразил ребенок, — или, по крайней мере, я их никогда не знал. У меня был только маленький брат, его звали Кадэ; ему, кажется, было семь лет, а мне девять, но я не знаю этого наверняка, так как у нас никогда не было ни отца, ни матери, чтобы сосчитать наши года.

— Кто же заботился о вас?

— Никто… Кадэ собирал навоз по дорогам, и когда набирал его полную корзину, то господин Тессейр давал ему кусок хлеба.