Ласточка

— Сейчас представлю их, — проговорила я. — Вы, кажется, сказали, что крушение корабля «Индия» произошло в 1824 году?

— Да, — отвечал законовед.

— Так… А вы, быть может, слышали, что в следующем году у наших берегов потерпел крушение корабль «Флора» и несколько из его пассажиров спаслись?

— Да, мы читали об этом в свое время в английских газетах и слышали недавно в Капштадте, когда были там.

— Хорошо. Так смотрите же…

Я встала, подошла к шкафу и достала оттуда нашу семейную библию, принадлежавшую еще моему деду. В начале этой книги находились чистые листы, на которых были записаны все важные события, происшедшие в нашем семействе.

— Читайте, — сказала я переводчику, указывая на одну запись, сделанную моим мужем, и он прочел следующее:

«Двенадцатого сентября тысяча восемьсот двадцать пятого года (чиста были написаны прописью) наша маленькая дочь Сусанна в одном из ущелий береговых скал нашла умиравшего от голода английского мальчика, потерпевшего кораблекрушение и выкинутого на берег морем. Мы взяли его к себе как Божий дар. Он объявил нам, что его зовут Ральфом Кензи».

— Видите число? — спросила я, когда переводчик окончил чтение.

— Да, — задумчиво отвечал законовед, — ваш мальчик попал к нам в 1825 году, а мы ищем того, который потерпел крушение в 1824 году… Притом и названия кораблей разные.

— В том-то и даю! — воскликнула я, умолчав однако о том, что запись была сделана Яном чуть не год спустя после того, как Ральф попал в наш дом, и что, делая запись, Ян ошибся годом. Я указала тогда же ему на эту ошибку и советовала исправить ее, но он сказал, что это неважно и что из-за этого не стоит марать книгу. Так запись и осталась неисправленной, а ошибка Яна поддержала мою ложь. — Но это еще не все, — продолжала я. — Вы говорите, что родители мальчика, которого вы разыскиваете, были люди благородного происхождения; но я видела тело матери Ральфа Кензи и могу уверить вас, что она вовсе не походила на благородную леди: она была одета в грубое платье, имела простое лицо, как у простолюдинок, и большие мозолистые руки, привыкшие к черной работе. На одном из пальцев ее правой руки я нашла вот это кольцо. (Я вынула из комода и показала простое серебряное кольцо, купленное мною как-то раз у разносчика для подарка горничной.) Отец нашего мальчика, — продолжала я, — тоже не мог быть лордом, если только в вашей стране лорды не имеют обыкновения сами пасти своих овец (при этих словах лорд и адвокат улыбнулись). Ральф говорил, что отец его на родине был пастухом большого стада овец. Получив от кого-то небольшое наследство, он отправился искать счастья в одну из дальних английских колоний… Вот все, что я знаю о мальчике, которого мы из милости приняли к себе в дом. Очень жалею, что он не тот, кого вы ищете.

Когда переводчик перевел мои последние слова, сказанные мною совершенно спокойно, молодой лорд встал, потянулся и весело проговорил:

— Ну вот и конец этому тяжелому кошмару. Я очень рад, что мы побывали здесь и узнали правду, иначе у меня не было бы ни одной спокойной минуты в жизни.

— Да, — проговорил не менее довольный законовед. — Госпожа Бот-мар представила нам самые точные и неопровержимые доказательства, что слух, пущенный относительно принадлежности воспитанного ею английского мальчика к вашему дому, милорд, лишен всякого основания… Я сейчас запишу все, что она нам показывала, и попрошу ее подписать. Этим дело и будет закончено.

— Пишите, а я пока пойду подышать свежим воздухом, — произнес лорд и, скрывая зевоту, вышел в дверь, которая вела в сад.

Законовед, достав из кармана чернильницу и перо, а из портфеля — чистый лист бумаги, принялся быстро записывать все, что я ему говорила; кроме того, сделал выписку и из Библии.

Переводчик, которому пока было нечего делать, попросил позволения закурить трубку, зажег ее и сел в сторонке.

Через полчаса законовед все закончил. Переводчик прочел мне написанное. Все оказалось слово в слово, как я говорила. По прочтении адвокат попросил меня скрепить этот — как он назвал его — протокол моею подписью и протянул мне перо.

Между тем свечи на сгоне догорали; догорала и масляная лампа на комоде; огонь ее то с треском вспыхивал, то замирал, и вся комната то ярко освещалась, то погружалась во мрак.

Какая-то невидимая сила удерживала мою руку, и я медлила взять перо — орудие, которым я должна была закрепить навсегда свою ложь. При синем пламени, трепетавшем в лампе, законовед показался мне каким-то демоном-искусителем. Тайный внутренний голос шептал мне отогнать этого искусителя и сказать всю правду.