— Скажи, Эрмоса, куда выходят окна этой комнаты, — спросил дон Мигель, указывая на окна той комнаты, которая предназначалась для спальни дона Луиса.
— На ту галерею, куда входят с улицы, когда подъезжают к главному подъезду.
— Ах, да, помню, слышишь — шум?
— Да… это, кажется, конский топот! — воскликнула молодая женщина с замиранием сердца. — Боже мой! Кто бы это мог быть?! — добавила она чуть слышно, все более бледнея.
Дон Мигель проворно перенес свечу в другую комнату, ставни которой были наглухо заперты и, вернувшись, прильнул лицом к стеклу окна.
— Это они! — сказал он. — Парсеваль и Хосе! О, что за благородная душа этот добрейший Парсеваль!
С этими словами дон Мигель поспешил внести снова свечу, которую он спрятал из предосторожности.
Это действительно были Хосе и знаменитый доктор философии и медицины, а также опытный хирург Парсеваль. Хосе отворил калитку и, пропустив в нее доктора Парсеваля, сам повел лошадей в конюшню.
— Спасибо вам, дорогой сеньор, — сказал дон Мигель, выйдя навстречу приезжему до половины двора и с благодарностью пожимая ему руку.
— Дайте скорее взглянуть на Бельграно, друг мой, в этих случаях не следует терять времени! — прервал он излияния благодарности молодого человека.
— Сию минуту, — сказал дон Мигель, вводя доктора в ту комнату, где находилась его кузина, Хосе нес за доктором ящик, по-видимому, очень тяжелый.
— Дорогой доктор, вы привезли все, что вам может понадобиться для перевязки, как я о том просил вас в своем письме?
— Кажется, да, — отозвался доктор, раскланиваясь с доньей Эрмосой, — мне понадобятся только бинты.
Дон Мигель многозначительно переглянулся с молодой женщиной, которая тотчас же вышла из комнаты.
При первом взгляде на эту страшную рану выражение глубокого огорчения омрачило лицо доктора. Более пяти минут он внимательно изучал рану, вглядываясь в порванные и рассеченные мускулы внутри глубокой широко раскрытой раны.
— Да, это ужасный удар! — воскликнул он. — Но ни один из сосудов не пострадал; это только разрыв тканей и больше ничего, — добавил он и стал промывать раны и делать перевязку с особым вниманием и осторожностью, стараясь не причинить напрасной боли раненому.
Вдруг послышался конский топот у самого крыльца дома. Все подняли головы и внимательно прислушивались, кроме доктора, который невозмутимо продолжал свое дело.
— Хосе, вы ему самому прямо в руки передали мое письмо? — спросил дон Мигель.
— Да, сеньор.
— Ну, в таком случае пойдите посмотреть, не может быть, чтоб это был кто-либо другой, а не мой слуга.