— Хм! Что-то уж больно рано для этой птицы! — задумчиво пробормотал он.
Вскоре тот же крик повторился снова, но уже ближе. Дон Порфирио выпрямился во весь рост, лицо его, до сих пор столь озабоченное, просветлело.
— Боже мой! Неужели это он, когда я уже потерял надежду дождаться? — воскликнул дон Порфирио.
С минуту он оставался неподвижен и, затаив дыхание, жадно прислушивался, наконец, сделав решительное движение, прошептал:
— Нет, без сомнения, это именно он. Иду! И пусть Господь хранит меня!
Он твердым шагом прошел несколько длинных стеклянных галерей, залитых белесоватым светом луны, и очутился в просторном сагуане25, под навесом дома. Отомкнув двухстворчатую деревянную дверь, выходившую на широкое мраморное крыльцо, с которого несколько ступеней вели в громадный сад позади дома, дон Порфирио вышел и, тщательно замкнув за собой дверь, спустился в сад.
Здесь было тихо. Оглянувшись кругом, скорее по привычке, чем с какой-то определенной целью, асиендадо спокойным, мерным шагом миновал цветник с обширными лужайками и клумбами цветов, газонами и фонтанами, и смело углубился под сень громадных тенистых деревьев, где было так темно, что в двух шагах нельзя было отличить человека от ствола.
Шел второй час полуночи. Ночь была тиха и прозрачна, слабый лунный свет предавал растениям и предметам фантастические очертания. Дону Порфирио, однако, некогда было любоваться красотами ночного сада: поглощенный своей тревогой и внезапно нахлынувшей надеждой, он смело и уверенно двигался вперед, не задумываясь ни на минуту над выбором направления среди этого лабиринта темных аллей, дорожек и тропинок.
Так он шел более получаса, затем, остановившись, стал как к чему-то прислушиваться.
Он находился у выхода на большую лужайку, с журчавшим на ней светлым, быстрым ручьем, через который был перекинут затейливый мост. По ту сторону моста, за ручьем, раскинулось несколько разбросанных групп кустов и затем огромная роща, примыкавшая к большому лесу, заканчивающему собой луговину, по которой бежал ручей.
Простояв с минуту в нерешительности и видя, дон Порфирио быстро перешел луговину и мост и, ступив на тот берег ручья, издал звук, удивительно искусно подражающий нежному и тоскливому стону сизаря.
В ответ послышался тот же тоскливый крик из рощи. Тогда дон Порфирио радостно ускорил шаг.
Чья-то рука ласково опустилась на его плечо и чуть слышный голос прошептал: «Молчите! Ни звука!»
Вслед затем дон Порфирио почувствовал, что его увлекают его в глубь чащи, он поддался этому движению и в тот же момент бесследно потонул в море темной зелени.
Едва успел он скрыться в густой листве, как ясно увидел в нескольких шагах от своего тенистого убежища, на светлой луговине тень человеческой фигуры, которая мелькнула и скрылась с быстротой молнии.
Нагнувшись вперед, дон Порфирио тщетно силился разглядеть или расслышать что-либо из того, что происходило вокруг него.
Прошло, быть может, минут десять; но каждая минута казалась вечностью для бедного асиендадо; он смутно чувствовал, что здесь, в нескольких шагах от него, происходит что-то серьезное, что-то важное и решающее — но для кого и кто побеждает?
Несомненно, что и сам он причастен к этому делу, но в какой мере? Почему эти люди не напали на него, когда он шел сюда через весь парк?
Вероятно, за ним следили от самого крыльца; но Как могли они знать, что он выйдет ночью в сад, когда и сам дон Порфирио этого не знал? Неужели платеадос подстроили ему ловушку?
Все эти вопросы без ответов кружились в голове дона Порфирио, еще более усиливая его тревогу.