В городе приготовления прошли мирно. Закупили на всю братию продуктов и наняли «КамАЗ». Афанасьев готовился к экспедиции серьезно: в багаже, кроме палаток и походной мебели, имелась пара АКМС — для охраны. Охранять требовалось рабочих, чтобы не разбежались, а также нас самих, если наедет местная братва. Оружие пришлось испытать вскоре по прибытии на место. Узнав, что вкалывать придется долго, тяжело и бесплатно, мужики заартачились, а один и вовсе решил проявить характер, тут не помогли ни кулаки, ни приклады. Кормить лентяя мы не стали, отпускать тоже. Пришлось Валере его расстрелять в назидание остальным. Дал очередь, мужик упал. Петрович цинично приказал считать это смертью от солнечного удара. Меня, еще не fкклиматизировавшегося и вялого от жары, сцена казни оставила безучастным. «Помер Максим, и черт с ним». Однако рабочие испугались. Той же ночью один сдуру попытался бежать, но Валера спал чутко, и таким образом бригада сократилась до восьми человек. Трупы зарыли в песок рядом с лагерем. На следующий вечер, после захода солнца, мы приступили к раскопкам. Архивные изыскания Петровича, основанные на энциклопедическом знании предмета и великолепном научном чутье, дали результат.
Когда-то давным-давно правила в этих краях могущественная династия саманидов. С 875-го по 999 год, если быть точным. За тысячу лет произошло многое, и захоронения шейхов, о которых узнал Петрович, могли быть разграблены задолго до нас, но все же надежда оставалась. Мы работали по ночам, когда воздух и песок остывали. Каждый делал свое дело: Афанасьев руководил, я помогал, так сказать, в тактическом плане — на самом раскопе, а Валера с Женей стерегли бомжей, буквально не смыкая глаз и отдыхая по очереди. По их поводу меня постоянно терзало сомнение: будут ли они столь же добросовестными, когда увидят золото? С Афанасьевым этот вопрос мы не обсуждали, но я видел, что он и сам побаивается быков. На всякий случай я держал при себе ТТ, а Петрович не расставался с испанской «Астрой». Кто знает, что у этих отморозков на уме? Они ведь полные психопаты, нервные и опасные, как старый порох! И короткий, в две пули, «солнечный удар», скосивший на вчерашней дневке еще одного беглеца, наглядно это доказывал. Зря он решил удрать, не увидев самого интересного, потому что сегодня ночью мы раскопали могильник.
— И еще раз!
— Навались!
— Осторожно! — Я спрыгнул на дно траншеи. Плиту отодвинули настолько, что в могилу мог пролезть человек. На месте удаленной плиты зиял черный провал, он казался бездонным.
— Жека, подай фонарь!
Еще никогда такой яркий свет не осквернял праха саманидов. В белом конусе плавала густая пыль. Погребение малость присыпало песочком, но в нем что-то поблескивало. Да, черт возьми, я знал, что там поблескивало! Я ждал его, чуял запах золота под толщей земли. Мы с Афанасьевым чуяли его задолго до того, как разрыли захоронение, а сам Петрович, наверное, обонял его еще в архиве, где вынюхивал по старым экспедиционным отчетам место будущих раскопок.
— Значит, так: плиту убрать, в могильник ни ногой — там трупные яды остались! Без масок передохнете, как археологи в египетских пирамидах! — нагнав жути, я поспешил к палатке.
Золото здесь было, я это чувствовал, и беспокоился за его сохранность. Мудрый Афанасьев предусмотрительно пугал наших дебилов историями о гробокопателях, присоединившихся к усопшим, чей прах они хотели потревожить. Всю дорогу он рассказывал быкам об отравлении путресцином и кадаверином, образующимися при разложении тканей человеческого тела. Эти токсины могут сохраняться столетиями, а потому соваться в непроветренный склеп без средств защиты — чистое самоубийство. Участь экспедиции лорда Карнарвона, потревожившего прах фараонов, должна была надавить на мозги тупых и невежественных, а потому суеверных «торпед».
— Шабаш, нах! — скомандовал рабочим Валера за моей спиной. — Закуривайте-ка, бичи.
— А кто не курит — чи-чи-чи, — глумливо закончил Женя.
Я раздернул клапан четырехместной командирской палатки, где жили мы с Петровичем. Афанасьев сидел за походным столиком и строчил в толстой тетради. Вероятно, писал очередную монографию. У него уже было несколько работ, посвященных истории арабских халифатов, каким-то малоизученным закавыкам крестовых походов и периоду правления Салах ад-Дина, последняя даже была в моей библиотеке. Очень тягомотное чтиво для узких специалистов, вроде супруги Петровича, увлеченной медиевистикой. Для больших тиражей научно-популярных книг гладко излагать свои мысли Петрович не умел, а потому печатал монографии либо в типографии Академии наук по 300 экземпляров, либо за свой счет, и собственноручно распространял по библиотекам и среди коллег. Не исключено, что теперь создавалась еще одна, о саманидах.
— Закончили, — выдохнул я, дрожа от нетерпения. — Петрович, похоже, там что-то есть...
Афанасьев обратил ко мне лицо, изрезанное глубокими морщинами на выдубленной непогодой коже, красной от постоянного пребывания на открытом воздухе. С таким лицом, носящим неистребимое арестантское клеймо, налагаемое неволей, и грубыми от извечного общения с лопатой руками он смахивал на пожилого рабочего, но никак не на кабинетного книжного червя, которым мог представляться по научным трудам и каким должен был стать к защите докторской диссертации. Но стал он археологом-авантюристом, реликтовым представителем ученых энтузиастов первой половины девятнадцатого века, когда профессорам древней истории приходилось месяцами жить в палатке, днем копать, а ночью отстреливаться от диких туземцев. Недавно ему исполнилось сорок девять, но волосы совсем побелели — то ли выгорели на солнце, то ли поседели от переживаний. Работа такая.
— Отлично, — он встал и положил в карман пистолет. — Пойдем глянем, что у нас там.
Я схватил рюкзак с инструментом, и мы пошагали к раскопу. Мужики отодвинули плиту и теперь покуривали на краю траншеи, обмениваясь короткими репликами. Валера с Женей осветили фонарями склеп и высматривали таящиеся в нем сокровища.
— Отлично, — повторил Афанасьев, также заглянув вниз. Он посмотрел на часы. — Пять сорок две. До восьми время есть.
За два с половиной часа, пока солнце не прогреет воздух до уровня приличной сауны, мы могли нормально работать. Чтобы поддержать легенду о трупных ядах и не набраться пыли, надели респираторы, перчатки и чулки из комплекта химической защиты. Под уважительными взглядами «торпед» и рабочих мы спустились в могильник и стали просеивать прах, выбирая из него твердые частицы, почти всегда оказывающиеся золотыми. Захоронение было довольно примитивным, однокамерным. Останки, скорченный костяк, а вокруг — довольно богатые украшения: кольцо, бляшки, нагрудная пластина, поясные накладки, серебряная рукоять плети и две уздечные пронизки — все как полагается знатному воину. На груди — следы пергаментного свитка, вероятно Коран, в изножье — серебряный сосуд. В изголовье Афанасьев нашел ларец.
— В мешок, — скомандовал он. — Потом разберемся.
Поначалу я кожей чувствовал, как нас пожирают взглядом охранники, но потом увлекся, и мир сузился до размеров раскопа. Мы вылизывали могилу до половины восьмого. Уже рассвело и фонари были потушены. Наконец, Петрович поднялся с колен, обвел периметр цепким и порядком отрешенным, будто в себя смотрел, взглядом и вздохнул:
ebooksa