Кинжал действительно был воплощением террористической доктрины исмаилитов — клинка как оружия политической борьбы. Джамбия Старца Горы была кинжалом кинжалов фидаинов, подобно тому, как небесный Коран является книгой всех существующих на земле Коранов.
Я вернул оружие на место, наполнил ванну и погрузился в горячую воду. Влажные рубины на браслете блестели подобно каплям свежей крови. Ее немало пролилось из-за этих реликвий, наделяющих владельца могуществом и властью. Я вспомнил, как Афанасьев хвастался, что может определить подлинность антика по исходящим от него вибрациям. Петрович мог. Через его руки прошла тонна этого добра. У заслуженных предметов есть история, своя судьба, они пожили яркой жизнью в симбиозе с прежними владельцами. Личные вещи Хасана ас-Сабаха обладали богатыми воспоминаниями.
Они отыскали своего истинного владельца.
Только сейчас мне представилась возможность изучить перстень шейха аль-джабаль. Я покрутил кольцо, но с пальца снимать не стал. Перстень смотрелся на своем месте. Он был как загадочная игрушка, притягательная и заманчивая. Мокрое золото ярко блестело, а плоский отполированный изумруд казался окном в прекрасный и пленительный мир — кто ли далекого детства, то ли чего-то более раннего... гораздо более древнего.
— Я никогда не расстанусь с тобой, — сказал я этому миру, и он отозвался, ласковой и бодрящей волной затопив плечи, руки и голову. Я словно глядел откуда-то сверху, из-под потолка, мгновенно увеличившись в размерах, как раздувается воздуш ный шар, накачиваемый из мощного баллона. На мгновение мне показалось, что я действительно вырос, такое появилось ощущение превосходства над всеми остальными людьми, ощущение знания чего-то ранее неведомого. Мне помогал могущественный союзник, который делал мой ум острее и прозорливее. Это было чудесно, и я осознал, что могу наслаждаться игрой с людьми.
Я удовлетворенно рассмеялся, добавил горячей воды и погрузился в блаженную дрему. Я уже начал видеть сны, при этом краем бодрствующего сознания понимал, что сплю. Мне привиделось, будто я разговариваю с Лешей Есиковым. Подлый стукач подстригся под рокабилли — у него начинали отрастать бакенбарды и был зачесан куцый напомаженный кок.
— Знаешь, в чем польза падения Сатаны? — горячо доказывал я.
— В сладости искушений, которыми он нас испытывает?
— Нет. В огне! Когда создал Господь Адама, то повелел Сатане поклониться человеку, но сказал Сатана: «Я лучше Адама, ибо Ты создал меня из огня, а его из глины». Сатана исполнился гордыни и не поклонился Адаму. Ослушался Творца и впал в неверие. Замыслил бунт и был низвержен с Небес. С тех пор воспылал Сатана ненавистью к детям Адама. Но в борьбе с ним закаляется человек. Ибо раскаляется глина от огня и, одолев огонь, становится крепче камня.
— А если глина не одолевает огонь? Тогда она рассыпается в прах.
— Человек одолевает огонь, а не глина. Человек всегда одолевает Сатану!
Я проснулся, словно от толчка. На самом деле я проснулся от холода. Вода давно остыла. Мне еще что-то снилось, но запомнил я только отрывок нашего с Есиковым спора.
Меня била дрожь. Я вылез из ванны и поспешил в кабинет, к часам. «Проспал! — испугался я. — Заснул и все проспал!» Почему-то спросонок меня пугала мысль, что я не успею встретиться с Борисом Михайловичем в одиннадцать. Вытираясь на ходу полотенцем, я вбежал в комнату, споткнувшись о кулек с золотом, и увидел на циферблате стрелки, задранные, как усы довольного пожарного.
— Десять десять, — пробормотал я, от сердца от легло.
Спешить, собственно говоря, было некуда. Одиннадцать часов — это начало рабочего дня директора антикварного магазина. Господина Маркова можно навестить и в двенадцать, и в час, ничего не изменится. Под влиянием здравого смысла опасюк унялся.
— В ад всегда успеем, — бодро рассудил я и от правился готовить завтрак.
К салону «Галлус» я подъехал в начале первого, не потрудившись предупредить Бориса Михайловича. По дороге я завернул в магазин и купил новую куртку из тонкой коричневой кожи. Являться к приличному человеку в «боевой» кожанке, покоцанной об асфальт и распоротой на плече бандитской пулей, я счел недостойным истинного джентльмена. Хватит моей помятой и побитой в хлам машины. Наскоро обновив гардероб, ринулся в антикварную лавку. Удачно запарковался напротив крылечка и достал трубку.
— Борис Михайлович? Доброе утро, Илья Потехин вас беспокоит. Хочу кое-что показать.
— Когда вы будете?
— Да вот прямо сейчас и зайду.