Дикий Урман

22
18
20
22
24
26
28
30

Росин с набитым до отказа рюкзаком и ружьем в чехле вышел на берег.

«Вот он какой, Тарьёган!»

Деревушку со всех сторон обступила тайга, прижала к реке, будто собиралась столкнуть под берег.

Прочно стояли дома. У каждого - лабаз на четырех столбах; собаки - по две, по три; в угоду старому хантыйскому обычаю - медвежьи черепа на кольях.

К катеру, как на пожар, высыпала вся деревня. Русских несколько человек, все население - ханты. Одежда вроде длинных рубах, подпоясанных сыромятными ремешками. У женщин и ребят расшита бисером. У всех на поясах ножи в деревянных ножнах. Даже у девочки лет трех миниатюрный ножик. По стертым ручкам видно: ножи тут - повседневное орудие труда.

Росина окружили и в упор рассматривали хантыйские ребятишки.

– Где мне найти председателя? - спросил он.

Самый старший, не отвечая, повернулся и что-то закричал по-хантыйски. Из толпы у катера вышел молодой хант и направился к Росину.

– Я председатель.

Он, пожалуй, дольше учился в школе, чем занимался промыслом, но уже председатель промыслового колхоза.

– Вадим Росин, охотовед. Прибыл к вам обследовать места под выпуск баргузинских соболей.

Вечером в правлении проходило собрание.

Сизоватый табачный дым плыл из открытой двери, а в самом доме все сине. Занавески на окнах давно уже пожелтели от никотина.

На скамейках степенно расселись ханты-старики. Кто помоложе, стояли вдоль стен, теснились в проходах. Тут собрались все охотники деревни. Среди хантов было несколько русских.

Говорил председатель. Росин не понимал по-хантыйски ни слова.

Председатель кончил.

– Русским я сам объясню, - поднялся было Росин.

Все засмеялись.

– Не надо, - председатель тоже смеялся, - они по-нашему лучше нас говорят. Так куда посоветуем пойти охотоведу? - обратился он к старикам.

– Думать надо, - ответил один из хантов.