– Вот и еще один день прошел.
– День теперь короче птичьего носа.
– Скоро Октябрьские, Федор. Надо будет тоже, вместе со всеми, отметить. Пусть хоть это будет как у всех.
…Никогда еще стол в избушке не был накрыт так богато. Жареная медвежатина, вареная рыба, грибы в особом кулинарном исполнении Федора (не то жареные, не то вареные), клубеньки стрелолиста вместо картошки и даже лепешки из муки, добытой из корневищ кувшинок. Был тут и богатейший набор сушеных ягод: земляника, черная смородина, малина, черника, черемуха. А клюква, брусника, шиповник, рябина были поданы в замороженном виде.
По случаю праздника Федор решил принести даже меду.
– Садись, Федор. У тебя как, богатое воображение?
– Чего, чего?
– Ты можешь вообразить, что в наших изящных бокалах, - Росин поднял увесистую глиняную кружку, - в наших изящных бокалах не вода, а неведомое бургундское?
– Брага, что ли?
– Ну ладно. Пусть будет брага. Выпьем вместе со всеми.
– Почто не выпить? Давай выпьем.
Они чокнулись кружками. Получился глухой короткий стук.
– Все-таки мы не совсем оторваны от мира. Там праздник, и у нас праздник, вместе со всеми.
– Дома-то без нас не больно веселый праздник.
– Это верно, Федор… Твои-то давно узнали, а вот матери, наверное, только сообщили… Совсем еще не остывшее горе.
– Ничего, ты же не помер. И ей, поди, написали - пропал. А пропал - может найтись. Она же понимает… Я вот за своих не опасаюсь: выдюжат. Оно, конечно, тяжело без мужика в доме одной управляться. Ну так что же поделаешь? Всяко вот бывает…
– Уже полгода ни копейки матери не посылаю.
– Письмо бы ей от тебя нужно, а не деньги.
– Письмо-то письмо, что и говорить… Слушай-ка! А ведь ей, наверное, мою зарплату выслали! Мне же там что-то причиталось.
– Конечно выслали… Может, и пенсию положили.