Через полтора года Геринг снова дал фон Гетцу случай отличиться. В ночь на первое сентября 1939 года вся эскадрилья была поднята по тревоге и получила боевой приказ завоевать небо Польши. Эта задача была решена люфтваффе за три дня. На четвертый день войны в небе не было ни одного польского самолета. Поляки не смогли противопоставить немецким асам ничего серьезного. Теперь их самолеты были частью разбомблены на аэродромах первым же налетом штурмовиков, частью захвачены прямо в ангарах прорвавшимися танковыми соединениями, а те немногие, которым удалось подняться в воздух, догорали по оврагам. Их играючи, как уток, сбивали немецкие асы.
Капитан фон Гетц успел сбить только двух поляков, до того как небо расчистилось.
И снова был прием в Каринхалле.
Тогда Геринг первый раз назвал Конрада по имени. Вручая ему Крест военных заслуг второго класса с мечами, Геринг сказал:
– Узнаю вас, фон Гетц. Что-то вы зачастили на мои приемы. Очень рад за вас. Вы делаете поразительные успехи. Теперь я воочию убедился, что два десятка таких асов, как вы, способны разогнать всю польскую армию. Боюсь, что в Рейхе скоро не останется наград, которые вы не успели бы получить.
Эти слова, сказанные в широком кругу, вызвали улыбки слушателей. За откровенным бахвальством Геринга скрывалась гордость за главное дело своей жизни – возрождение воздушного флота – и гордость за своих пилотов.
Фон Гетц, – а это поняли все – был особо отмечен рейхсмаршалом. Герман Геринг назвал его по имени. Молодой капитан в глазах всех присутствовавших, передававших изустно подробности приема своим знакомым, стал одним из новых фаворитов всесильного Геринга.
В мае 1940 года «Рихтгофен» перебросили во Францию. Эскадрилья составила костяк германских воздушных сил, предназначенных для завоевания господства в воздухе. Тут пришлось повозиться немного побольше, чем в Польше. Несмотря на всю бездарность французского командования, французские солдаты сражались стойко. На их беду, вермахт не ввязывался в прямые затяжные бои. Танковые клинья, обходя скопления пехоты, способные организовать сопротивление, перерезали коммуникации и линии снабжения. Такая тактика немцев, помноженная на неспособность французского генералитета понять происходящее, привела к тому, что спустя всего несколько недель после начала вторжения сотни тысяч англо-французских солдат и офицеров были прижаты к морю под Дюнкерком и представляли собой удобную мишень для бомбардировщиков и тяжелой артиллерии. Отдай Гитлер приказ, которого ждала армия, и война была бы окончена уже тогда. После двух часов артобстрела и авианалетов вражеская группировка перестала бы существовать. У Франции и у Англии просто не осталось бы армий.
С французскими летчиками было воевать интереснее, чем с поляками. Не труднее, не опасней, а именно интереснее. Они были опытней, их самолеты были лучше, их армия подавала пример стойкости, поэтому сами пилоты не были деморализованы, как поляки, и рвались в бой. Сбивать таких пилотов было забавно и увлекательно. Так настоящему охотнику неинтересна дичь, сама становящаяся под выстрел. Наоборот, чем больше зверь помотает его по лесу, прежде чем на короткий миг остановится перевести дыхание, тем ценнее такая добыча. Нужно только уметь использовать этот миг.
Фон Гетц умел. Он учился этому сперва в России, а позже – в Испании и Польше. У французов не было шанса против его «мессершмитта», да и фон Гетц не давал его. Он вел каждый бой расчетливо, дерзко, импровизируя и играя с противником. Его ведомый едва поспевал за ним. За шесть недель фон Гетц довел свой боевой счет до двадцати двух сбитых машин.
XXV
Самолеты у противника кончились. Кончилась и война.
О, Франция! «Le belle France!» Прекрасная Франция.
Самые красивые француженки охотно и щедро платили репарации победителям, отдавая предпочтение офицерам люфтваффе.
А какие вина! Все, что от Кале до Марселя родит виноградная лоза, было на столе победителей. Лучшие вина Бордо и Шампани разливались реками.
А знаменитая французская кухня! А маленькие кондитерские и уютные кафе!
Не только гризетки, все французы платили по счетам Версаля! Хозяин любого заведения считал своим долгом угостить зашедших к нему немецких офицеров за свой счет.
Лучший парфюм, лучшие ткани, все самое лучшее дарилось победителям побежденными французами с самыми очаровательными и искренними улыбками, за которыми прятался страх. Страх за то, что двадцать лет назад их Франция в Версале пыталась задушить Германию непосильными и унизительными репарациями и контрибуциями. Страх за то, что победителями сегодня оказались те, кто еще семь лет назад испытывал такой же страх. Страх за то, что сбывалось библейское: «Мне отмщение, и Аз воздам…» Страх за то, что их прекрасная Франция, казавшаяся такой могучей и несокрушимой, рухнула за несколько недель, как карточный домик, под гусеницами невесть откуда взявшихся немецких танков. Франция была разгромлена, стерта в пыль Германией, той самой Германией, которая еще недавно не смела шагу шагнуть без оглядки на Францию и Британию. Это казалось невероятным и сверхъестественным и внушало мистический ужас не только во Франции, но и на другом берегу Ла-Манша, и по другую сторону океана.
В летнем воздухе сорокового года витал неповторимый пьянящий аромат победы и любовных интрижек. Елисейские поля расстилались под ногами победоносных германских войск. Лучшие квартиры, лучшие девки, все самое лучшее, что может захотеть прихотливый каприз, – все было к услугам победителей. Но главное состояло в том, что и здесь, во Франции, и дома, в Германии, немцы внезапно и одновременно поняли: «Мы – великая нация!»,
Майорские погоны, Крест военных заслуг и Железный крест фон Гетцу вручал в Имперской канцелярии лично фюрер. Конрад отметил, какая у него мягкая и теплая ладонь. Из-за спины Гитлера широко улыбался Геринг, который чувствовал себя именинником. Из двадцати семи наиболее отличившихся офицеров и генералов, которым сегодня была оказана честь принять награду из рук фюрера германской нации, четырнадцать были пилотами люфтваффе."