Приемыш обезьяны

– Ложь! – заревел вне себя капитан. – И если еще раз у вас хватит нахальства лезть не в свое дело и подрывать дисциплину на моем корабле, я не поручусь за последствия! Черт вас возьми! Вы думаете, я очень боюсь, что вы лорд? Наплевать мне на лорда! Я – капитан корабля и никому не позволю совать нос в мои распоряжения.

К концу этой яростной речи взбешенный капитан потерял всякий контроль над собою, лицо у него покраснело, и последние слова он выкрикнул громким фальцетом, стуча одним кулаком по столу, а другим потрясая перед самым носом Клейтона.

Кулаки у него были огромные.

Клейтон не шелохнулся. Он спокойно стоял и смотрел разъяренному капитану в глаза, как будто ничего не случилось.

– Капитан Виллинг, – сказал он, наконец, – простите, пожалуйста, мою откровенность, но я позволю себе высказать вам, что, по-моему, вы – осел!

Сказав это, он немедленно повернулся и вышел из каюты своей обычной непринужденной, спокойной походкой. Эта походка несомненно должна была вызвать в таком вспыльчивом человеке, каким был капитан, новые приступы ярости.

Если бы Клейтон ничего не сказал капитану, весьма возможно, что капитан через минуту раскаялся бы в своей излишней горячности; но своим поведением Клейтон раз и навсегда уничтожил всякую возможность примирения.

Теперь уже нельзя было надеяться, что, в случае каких-нибудь несчастий, капитан окажется союзником Клейтона и вместе с ним примет меры для самозащиты от взбунтовавшихся матросов.

– Ну, Элис, – сказал Клейтон, вернувшись к жене, – ничего хорошего не вышло. Этот молодец оказался неблагодарной свиньей. Накинулся на меня, как бешеный пес … А пускай матросы делают с ним, что хотят, мы должны позаботиться о себе сами. Первым долгом идем к себе в каюту. Я приготовлю мои револьверы. Жаль, что наши ружья и снаряды находятся внизу, в багаже.

Когда они пришли к себе в каюту, они нашли там страшный беспорядок. Кто-то рылся у них в чемоданах и разбросал по каюте их платье. Даже койки, и те были сломаны, а постель валялась на полу.

– Очевидно, – воскликнул Клейтон, – кому-то наши вещи показались очень интересны. Интереснее даже, чем нам. Но что искали эти люди? Посмотри, чего не хватает. Клейтон перебрал все имущество, которое было в каюте.

Все оказалось в целости. Ничего не пропало. Исчезли только два револьвера да пули.

– Жаль, – сказал Клейтон. – Они взяли наиболее ценное. Теперь уже нельзя сомневаться, что нам угрожает бунт.

– Что же нам делать, Джон? – воскликнула жена. – Теперь я не стану настаивать, чтобы ты пошел к капитану, потому что не хочу, чтобы ты снова подвергся оскорблению. Может быть, будет лучше всего, если мы останемся нейтральны. Предположим, что победит капитан. Тогда все пойдет по-прежнему, и бояться нам нечего. А если победят матросы, будем надеяться (хотя, кажется, надежда плоха), что они не тронут нас, так как увидят, что мы не мешали им действовать.

– Хорошо, Элис! Будем держаться по середине дороги! Они стали приводить свою каюту в порядок и только тогда заметили, что из-за двери торчит клочок какой-то бумажки. Клейтон нагнулся поднять ее, но с изумлением увидел, что она сама пролезает в дверь. Было ясно, что кто-то просовывает ее с той стороны.

Он ринулся вперед и уже взялся за ручку, чтобы распахнуть дверь и настигнуть неизвестного человека врасплох, но жена схватила его за руку.

– Не надо! – шепнула она. – Ведь ты хотел держаться «по середине дороги».

Клейтон улыбнулся, и рука у него опустилась. Муж и жена стояли рядом и смотрели, не двигаясь, как вползает к ним в комнату маленькая, беленькая бумажка. Наконец, она остановилась. Клейтон нагнулся и поднял ее. Это была сложенная вчетверо, грубая шершавая бумажка.

Развернув ее, Клейтоны увидели какие-то малограмотные каракули, выведенные рукой, явно непривычной к перу.

Эти каракули предупреждали Клейтона, чтобы он не смел сообщать капитану о пропаже револьвера и также не говорил никому о своем разговоре с матросом. Иначе и ему и его жене – смерть.