И грянул гром

— Убирайся! — вопила она, все больше распаляясь. Син никогда не видел ее в таком состоянии и потому не успел уклониться от большой вазы, которая полетела ему в голову. Совсем озверев от фейерверка осколков, она схватила еще один снаряд, на этот раз зеркало в раме, которое разлетелось вдребезги о стену у него над головой. Несмотря на то что Син пытался уберечься, Канди умудрилась попасть в него тяжелым портретом неизвестного офицера. Она явно предпочитала мертвых героев.

— Сука! — прорычал Син, придя в ярость от боли, и перешел в контрнаступление.

Канди сопротивлялась, обнаженная и визжащая, но он поднял ее на плечи к швырнул на кровать.

— А теперь, моя девочка, — ворчал он, хлопая ее по мягкому месту с такой силой, что оставались розовые следы, — мы поучим тебя хорошим манерам.

Следующий удар оставил точный отпечаток его руки на ее милой щечке. Она поняла, что сопротивляться бесполезно. Потом удар послабее и последний — просто в назидание.

В очередной раз занеся руку, Син с раскаянием подумал, что впервые в жизни бьет женщину.

— Канди, — неуверенно произнес он и очень обрадовался, когда она села к нему на колени, обняла за шею и повернулась горящей щекой. Ему очень хотелось извиниться, более того, он был готов вымаливать прощение, но, преодолев себя, резко произнес: — Ты хочешь извиниться за свое поведение?

Канди вздохнула и кивнула:

— Пожалуйста, прости меня, дорогой. Я заслужила этот урок. — И она дотронулась пальцами до его губ. — Пожалуйста, прости меня. Я так виновата. Мне так жаль.

В тот вечер, они ужинали в кровати. Рано утром, когда Син лениво нежился в пенной ванне и горячая вода лилась ему на спину, сказал:

— Сегодня утром я уезжаю домой. Хочу поспеть к Рождеству.

— О, Син! Разве ты не можешь остаться? Хотя бы на несколько дней?

— Нет.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю.

После долгой паузы она сказала насмешливо:

— Похоже, я не вхожу в твои планы?

— Ты же мой друг, Канди! — запротестовал он.

— Ну что же, хоть на этом спасибо. — Она встала. — Я прикажу подать завтрак.

В спальне она остановилась у зеркала в полный рост. Голубой шелк пеньюара очень шел к ее глазам. Но сейчас ей было не до этого.