Человек-землетрясение

– Что ты не понимаешь?

– Зачем сейчас говорить об этом? Я люблю тебя, Боб…

Он наклонился, поцеловал кончики ее грудей, услышал ее тихий вздох и поднял голову. Пот снова выступил из его пор.

– Это я убил Ренату Петерс? – глухо спросил он. В ее глазах опять заметался страх:

– Я не знаю.

– Ты считаешь, я способен на такое?

– Я люблю тебя, Боб.

– А если это действительно был я? Если я столкнул ее с моста?

– Иди к мне, Боб. Ближе. – Она обхватила пальцами его затылок. Но он воспротивился движению ее рук, упершись локтями в кровать.

– Что ты вообще думаешь обо мне? Ты маленькая черная кошка, мурлыкающая, когда ее гладят. Но у тебя ведь есть мозги. Ты же должна думать. Должны же быть у тебя другие мысли, кроме: любовь! любовь! любовь! Этим начинается любая жизнь, но на этом она не кончается! Я убил Ренату Петерс?

– Боб… – ее глаза засверкали.

– Будь искренней! – неожиданно закричал он. Она вздрогнула, как в судорожном спазме, ее раздвинутые ноги сжались. – Будь искренней, черт возьми! Будь честной! Ты моя жена! Хотя бы моя жена должна быть честной! – Он набросился на нее, как гигантская змея, собирающаяся задушить свою жертву: – Я убил ее?

– Да, – прохрипела Марион.

– Да?! – Воспаленный мозг Боба затуманился. «Мое сердце сгорает, – подумал в ужасе он. – О Боже, мое сердце сейчас просто расплавится, настолько оно раскалено».

Он схватил руками шею Марион, уставился в ее широко раскрытый рот, в эту красную, наполненную горячим дыханием, грозящую поглотить его пещеру, пальцы его обрели силу, и с глухим стоном он сжал их.

10

Нет, он не убил ее. Он душил ее, пока она не лишилась чувств, потом сидел перед ней на корточках, любовался прекрасным, безжизненным, обнаженным телом, осыпал его поцелуями – от волос до кончиков ногтей – и чувствовал, как его бушующее нутро потихоньку успокаивается, возбуждение уходило, подобно воде при отливе. Наконец сознание его прояснилось настолько безжалостно, что он стал омерзителен сам себе. Он лег рядом с Марион, еще не очнувшейся от своего беспамятства, закрыл лицо обеими руками и тихонько заплакал.

Он не заметил, как она открыла глаза, но лежала, затаившись, без движения, не ради того, чтобы дальше изображать абсолютно побежденную, а из страха, чистого страха за свою жизнь. Лишь когда он пошевелился, выпрямился и посмотрел на нее, их взгляды встретились.

– Выкинь меня вон! – сказал Боб глухим голосом. – Или возьми какой-нибудь предмет, хотя бы лампу, и проломи мне череп. Ты сделаешь доброе дело, верь мне.

– И кто только сделал тебя таким? – тихо спросила она.