А впрочем, при таком положении дел выбора у нас не было. К тому же стояло неподходящее время года для путешествия на восток: пришлось бы дожидаться апреля, а то и мая для того, чтобы выйти в море. Под конец, так как ветер дул с юго-востока и юго-юго-востока, и погода стояла благоприятная, — мы все согласились с последним предложением и решили идти к африканскому побережью. О том, чтобы обогнуть остров, нам спорить не пришлось, так как мы находились на стороне, обращенной от Африки. Итак, мы направились на север и, обогнувши мыс, взяли курс на юг, идя с подветренной стороны острова и рассчитывая достичь западной оконечности, которая, как я уже говорил, выступает к Африке настолько, что сократила бы нам путешествие почти на сто лиг. Но, пройдя лиг тридцать, мы обнаружили, что ветры здесь переменные, и тогда мы решили держать курс прямо, ибо в таком случае мы имели бы ветер попутным, — ведь судно наше не очень-то могли идти под косым ветром или иначе, как только прямо по ветру.
Итак, решившись на это, мы пристали к берегу, чтобы снова запастись свежей водой и всем прочим, и, примерно, в самом конце марта, идя больше на авось, чем по расчету, пустились к африканскому побережью.
Что до меня, я ни о чем не тревожился. Мы поставили себе целью добраться до той или иной земли; но я не беспокоился, ни что это за земля, ни где она, ибо в то время не представлял себе своего будущего и мало задумывался над тем, что со мною вообще может случиться. Со всем, что предлагалось, — как бы ни было рискованно предложение и как бы ни был сомнителен успех, — я соглашался со свойственным моему возрасту легкомыслием.
Путешествие это, предпринятое от большого невежества и отчаяния, осуществлялось таким же путем — без излишнего расчета и размышления, ибо знали мы о курсе, который держали, лишь то, что направление его на запад, с колебаниями на два-три румба к северу или югу, да к тому же у нас не было и компаса, если не считать чисто случайно оказавшегося у одного из наших маленького медного карманного компаса, так что курс, как видите, мы держали не слишком точно.
Как бы то ни было, ветер дул ровно, с юго-востока и через восток, и в силу этого мы считали, что прямой курс на северо-запад через запад не хуже всякого другого, и шли им.
Путешествие оказалось гораздо продолжительнее, чем мы предполагали. К тому же и наш корабль, имевший явно недостаточные паруса, продвигался помаленьку и шел очень тяжело.
Естественно, что никаких происшествий не приключилось с нами в пути, так как мы оказались в стороне от чего бы то ни было занимательного. А что до встречных судов, то за все время путешествия нам не представлялось случая даже окликнуть кого бы то ни было, ибо мы не встретили ни одного, ни большого, ни малого судна, так как море, по которому мы шли, лежало вне торговых путей.
Дело в том, что население Мадагаскара знало об африканских берегах не больше нашего, — знало только, что там страна львов, как они говорят. С попутным ветром шли мы под парусами восемь или девять дней. Вдруг, к великой нашей радости, один из наших крикнул: «Земля!» Радоваться этому у нас были причины основательные, так как воды оставалось у нас в обрез, на два или три дня, и то при уменьшенном пайке. Хотя землю мы заметили рано поутру, достигли мы ее лишь с наступлением ночи, так как ветер упал почти до штиля 73, а корабль наш, как я сказал, был не особенно ходкий.
Мы жестоко огорчились, когда, подойдя к земле, увидели, что это не материк Африки, а какой-то остров, к тому же необитаемый 74; по крайней мере, мы обитателей на нем найти не могли. Скота на нем также не было, кроме нескольких коз, из которых мы убили только трех. Как бы то ни было, у нас оказалось свежее мясо, и к тому же мы нашли превосходную воду. Лишь пятнадцать дней спустя мы подошли к материку, причем подошли к нему, что очень существенно, как раз, когда наши припасы кончились. Собственно, припасы кончились еще раньше, так как последние два дня на человека приходилось лишь по пинте воды в сутки, но, к великой нашей радости, мы еще накануне вечером завидели землю на большом расстоянии и, идя всю ночь при попутном ветре, к утру оказались всего в двух лигах от берега. Без всяких размышлений высадились мы в том самом месте, к которому пристали, хотя, будь у нас немного больше терпения, мы нашли бы, несколько на север, прекрасную реку. Укрепивши в земле, подобно причальным столбам, два больших шеста, мы пришвартовали наш фрегат, и на сей раз наши слабые канаты, сделанные, как я уже сказал, из циновок, вполне исправно послужили нам.
Осмотревши немного окрестность, мы набрали свежей воды, запаслись съестным, которого здесь оказалось очень мало, и со всеми запасами вернулись на корабль. Все, добытое нами, сводилось к нескольким птицам и чему-то вроде дикого буйвола, весьма малорослого, но очень вкусного. Итак, погрузивши все это, мы решили двигаться вдоль берега, тянувшегося на северо-северо-восток, покуда не наткнемся на какой-нибудь залив или какую-нибудь реку, по которым нам удалось бы проникнуть в глубь страны, ближе к какому-нибудь селению и людям. У нас было достаточно причин считать, что местность населена, — мы не раз видали в различных сторонах, на довольно большом расстоянии, огни и дым.
Наконец мы вошли в большой залив, в который впадало несколько малых ручьев или речек. Смело поднялись мы по первой же из них; вскоре, заметивши на берегу хижины и возле них дикарей, мы отвели корабль в бухточку и подняли длинный шест с белой материей на нем в знак мира. Оказалось, что дикари прекрасно поняли нас; мужчины, женщины, и дети целой толпой сбежались к нам, при чем большинство из них ходило совершенно обнаженными. Сперва они стояли, глазея на нас и дивясь, точно мы какие-то чудовища, но вскоре мы обнаружили, что настроение их дружелюбно. Чтобы испытать их, мы приложили руку ко рту, точно пили что-то, давая понять, что нам нужна вода. Они немедленно поняли нас; три женщины и два мальчика побежали куда-то и вернулись, приблизительно, через полчетверти часа, неся глиняные, довольно красивые горшки, обожженные, должно быть, на солнце. Горшки эти были наполнены водою. Туземцы поставили эти горшки возле самого берега и отошли немного назад, чтобы мы могли свободно их взять, что мы и сделали.
Некоторое время спустя они принесли нам кореньев, трав и каких-то плодов и предложили нам это. Но когда выяснилось, что нам нечего им дать взамен, мы обнаружили, что они не так щедры, как обитатели Мадагаскара. Наш токарь взялся за работу и из остатков железа, вытащенного из врака, понаделал много безделушек: птиц, собачек, булавок, крючков и колец. Мы помогали нанизывать их на веревочки и шлифовали до блеска. Когда мы дали несколько таких вещиц туземцам, они взамен надавали нам много съестного, — коз, свиней и коров; и еды у нас оказалось вдоволь.
Итак, мы высадились на африканском материке, самом безотрадном, пустынном и неприветливом месте на свете, не исключая даже Гренландии 75 и Новой Земли 76, с той только разницей, что даже худшая часть этого материка оказалась населенной. Впрочем, если принять во внимание характер и свойство некоторых здешних обитателей, лучше, пожалуй, было бы для нас, если бы их не было вовсе.
Здесь именно приняли мы одно из самых поспешных, дичайших, одно из самых отчаянных решений, какое когда-либо принимал человек или группа людей. Решение это было — пересечь самое сердце страны, пройти сухим путем от мозамбикского побережья на востоке Африки до берегов Анголы 77 или Гвинеи 78 на западе, у Атлантического океана, то есть покрыть, по меньшей мере, тысячу восемьсот миль. В этом путешествии нам предстояло переносить неимоверную жару, пересекать непроходимые пустыни, не имея для поклажи ни повозок, ни верблюдов, ни вообще какой-либо вьючной скотины; встречаться с бесчисленными количествами таких диких и хищных животных, как львы, леопарды, тигры 79, крокодилы и слоны. Нам предстояло проходить по линии равноденствия; мы, следовательно, находились в самом центре палящей зоны. Нам предстояло встречаться с дикими племенами, чрезвычайно свирепыми и жестокими, бороться с голодом и жаждой, — словом, предстояло столько ужасов, что они могли бы отбить охоту у храбрейших сердец.
Однако, не страшась всего этого, мы решили отважиться и сделать для нашего путешествия все те приготовления, какие только позволяла эта местность и повелевала наша осведомленность в ней.
Уже некоторое время, как мы привыкли босиком ступать по скалам, булыжнику и щебню, по траве и прибрежному песку. Но так как нам предстояло ужасное путешествие по сухому выжженному песку в глубь страны, то мы запасались подобием башмаков. Делали мы эти башмаки из высушенных на солнце шкур диких зверей, оборачивая шкуры волосами внутрь: шкуры просыхали на солнце, и подметки оказывались толстыми и крепкими, и их хватало надолго. В общем, мы понаделали себе, как я это назвал, — и думаю, что название подходящее, — перчатки для ног, и они оказались вполне соответствующими назначению и удобными.
С туземцами, которые были достаточно дружелюбны, мы поддерживали сношения. Я не знаю, на каком языке они разговаривали. Поскольку они могли понимать нас, мы говорили с ними не только о наших припасах, но и о задуманном предприятии; мы расспрашивали, какие края лежат на нашем пути, указывая при этом на запад. Туземцы мало что годного сообщили нам; но после их рассказов мы поняли, что таких ли, иных ли людей мы найдем повсюду; что встретим много больших рек, много львов, тигров, слонов и свирепых диких кошек (это были, как потом оказалось, цибетовые кошки 80).
Мы интересовались также, не ходил ли кто-нибудь в том направлении. Они ответили, что кто-то уже направлялся туда, где солнце ложится спать (подразумевая под этим запад), но кто — сказать не смогли. Мы предложили кому-нибудь из них повести нас, но они стали пожимать плечами, как это делают французы, когда боятся предпринять что-нибудь. При наших расспросах о львах и диких зверях они рассмеялись и сообщили прекрасный способ отделаться от них: нужно развести костер, это их отпугнет. Впоследствии, по проверке на деле, это подтвердилось.
Получивши эти подбадривающие сведения, мы пустились в путь. К этому понуждало нас много соображений. В сущности, будь предприятие само по себе осуществимо, мы подлежали бы значительно меньшему осуждению, чем кажется. Вот только некоторые из этих соображений.
Во-первых, у нас не было решительно никаких возможностей иным путем совершить наше освобождение; мы находились в таком месте африканского побережья, куда европейские корабли не заходят; так нам нечего было и думать о том, что нас освободят из этих краев, что нас подберут земляки. Во-вторых, если бы мы отправились вдоль мозамбикского побережья и безотрадных берегов Африки на север, до Красного моря, то единственное, на что мы могли надеяться, — это то, что нас там захватили бы арабы 81 и продали бы в рабство туркам 82. Это всем нам представлялось немногим лучше, чем смерть. Мы не могли также построить судна, которое перевезло бы нас через Великое Аравийское море 83 в Индию; не могли мы достичь и мыса Доброй Надежды, так как дули переменные ветры, а море в этих широтах слишком бурное. Но мы знали, что если нам удастся пересечь материк, то мы можем достичь какой-нибудь из больших рек, текущих в Атлантический океан; а на берегах такой реки мы можем построить себе каноэ, которые повезут нас по течению хотя бы и на тысячи миль. В этом случае нам не понадобится ничего, кроме пищи, а ее мы могли себе раздобывать при помощи мушкетов в достаточном количестве. Вдобавок, — размышляли мы, — помимо избавления, мы можем набрать столько золота, что оно, в случае благополучного исхода, бесконечно вознаградит нас за все перенесенные тяготы.
ebooksa