Ледяной сфинкс (с иллюстрациями)

22
18
20
22
24
26
28
30

Смерть Дирка Петерса довела число людей, доверивших свои жизни «Барракуде», до двенадцати. Вот и все, что осталось от экипажей двух шхун, одного числом тридцать восемь человек, а другого — тридцать два, всего семьдесят!

Однако к делу. На обратном пути нам благоприятствовали ветры и течение, и все шло как нельзя лучше. Между прочим, записки, послужившие мне для написания этой книги, избежали участи оказаться в бутылке, доверенной волнам и случайно выуженной из студеных антарктических вод: я привез их с собой, ибо завершающая часть путешествия, несмотря на нечеловеческую усталость, голод и холод, опасности и неусыпную тревогу, прошла благополучно, и мы были спасены.

Спустя несколько дней с той поры, как мы распрощались с Землей Сфинкса, солнце спряталось за горизонтом, чтобы всю зиму не появляться. Дальнейшее плавание «Барракуды» продолжалось в сумерках. Правда, в небе часто вспыхивало полярное сияние. Всякий раз мы замирали, восхищаясь величественными дугами, протянувшимися по небосклону, внезапно гаснущими, чтобы через секунду разгореться снова, и устремляющими бесконечные лучи в направлении точки, где принимает вертикальное положение магнитная стрелка компаса. Мы не верили собственным глазам, наблюдая за прихотливым преломлением сказочных лучей, окрашенных во все цвета радуги, от рубиново-красного до изумрудно-зеленого…

Однако даже эти фантастические зори, вспыхивающие в кромешной ночи, не могли заменить солнце. Полярная ночь оказывает на человека слишком сильное моральное и даже физическое воздействие, повергая каждого в угнетенное состояние.

Из всех пассажиров «Барракуды» только боцману и Эндикотту удалось сохранить всегдашнее доброе расположение духа. Неподвластен черной тоске оказался и Джэм Уэст, каждую минуту готовый отразить опасность и выйти победителем из любой передряги. Братья Гаи все не могли поверить своему счастью и не желали думать о будущем.

Я не переставал восхищаться славным Харлигерли. Достаточно было услышать его бодрый голос, как от уныния не оставалось и следа!

— Нас ждет самый лучший порт — говорил он, — вот увидите, друзья! Если посчитать хорошенько, то в этом путешествии везение сопутствовало нам гораздо чаще, чем невезение. Знаю, знаю: мы лишились шхуны… Бедная «Халбрейн», сперва взлетевшая в воздух, потом низвергнутая в пропасть! Однако сам айсберг доставил нас на сушу. А лодка с острова Тсалал, благодаря которой мы воссоединились с капитаном Уильямом Гаем и тремя его спутниками! Уверяю вас, течение и ветер, доставившие нас так далеко на север, теперь уже не бросят нас. Мне кажется, что удача на нашей стороне. Разве можно проиграть партию, заработав столько очков? Я сожалею лишь об одном: нас ждут берега Австралии или Новой Зеландии, а не Кергелены, не гавань Рождества с уютной таверной «Зеленый баклан»…

Сердечный друг почтенного Аткинса не мог не оплакивать подобное стечение обстоятельств, однако мы были готовы смириться с такой неудачей…

Еще восемь дней мы плыли прежним маршрутом, не отклоняясь ни к западу, ни к востоку, и только 21 марта потеряли из виду Землю Халбрейн, навсегда исчезнувшую за левым бортом.

Я продолжаю именовать эту землю по-прежнему, ибо ее берега протянулись вплоть до этих широт, и мы не сомневались, что она является составной частью Антарктиды.

Причиной выхода «Барракуды» в открытое море было то обстоятельство, что течение уносило нас на север, берег же закруглялся к северо-востоку.

Море еще не начало сковывать льдом, однако по нему проплывали бесконечные вереницы дрейфующих льдин, похожие на треснувшее стекло, и айсбергов невиданной высоты. Мы без устали маневрировали между ними, разыскивая проходы, чтобы не быть раздавленными в темноте.

Капитан Лен Гай отказался от всяких попыток определить наши координаты. Солнце исчезло, ориентироваться же по звездам было слишком затруднительно. «Барракуда» по-прежнему неслась вперед, увлекаемая течением, неуклонно стремящимся на север, о чем говорила стрелка компаса. Зная, какова средняя скорость нашего движения, мы смогли определить, что достигли к 27 марта 68°69" северной широты; значит, от Полярного круга нас отделяло теперь каких-то семьдесят миль!

Если бы и в дальнейшем нам не встретилось в пути никаких преград, если бы мы смогли беспрепятственно выйти в Тихий океан!.. Однако мы знали, что еще через несколько сот миль нашему взору предстанет неподвижная стена паковых льдов, в которой нам придется искать проход; не найдя его, мы будем вынуждены огибать ледяные поля с запада или с востока. Когда же и это препятствие останется позади…

Тогда наша утлая лодчонка вынесет нас в грозный Тихий океан, да еще в ту самую пору, когда в нем бушуют штормы, угрожающие и куда более надежным судам…

Нет, сейчас нам не хотелось об этом думать. Само небо придет нам на помощь… Нас обязательно подберет какой-нибудь корабль! Ведь боцман не переставал твердить об этом, а разве такой человек, как боцман, может заблуждаться?..

Тем временем поверхность моря начала затягиваться ледком, и нам все чаще приходилось пробивать себе дорогу в свежих ледяных полях. Термометр показывал 4°F (-15,56°С). Нас терзал мороз и порывы ледяного ветра, от которого не спасали толстые одеяла.

К счастью, у нас оказалось достаточно мясных консервов, а также три ящика галет и два нетронутых бочонка с джином. Что до пресной воды, то теперь в нашем распоряжении было видимо-невидимо льда.

На протяжении шести дней, до 2 апреля, «Барракуда» продиралась через льды припая, гребни которого взметнулись на высоту шестьсот — семьсот футов над уровнем моря. И на западе, и на востоке, насколько хватало глаз, ледяному барьеру не было видно конца, поэтому нам оставалось надеяться лишь, что перед нами откроется проход, в противном случае нам суждено было застрять среди льдов.

Однако и тут удача не изменила нам: обнаружив проход, мы устремились в него, затаив дыхание от страха перед неизвестностью. Потребовались невиданная отвага и ловкость командиров и матросов, чтобы сохранить шлюпку и всех нас невредимыми. До конца дней своих я не устану благодарить капитанов Лена и Уильяма Гаев, лейтенанта Джэма Уэста и боцмана, которым все мы обязаны жизнью.