Раз-другой я выходил в море на прочном баркасе. На таком баркасе можно достичь Кейптауна, хотя подобный переход занял бы много дней. Но в мои намерения ни в коем случае не входило покидать гавань Рождества столь рискованным способом… Я питал надежды на шхуну «Халбрейн». А пока, прогуливаясь от одной бухты до другой, я продолжал изучать эти изрезанные берега, напоминающие вулканический скелет, проступающий мало-помалу сквозь белый саван зимы…
Иногда меня охватывала тоска, и я напрочь забывал мудрость хозяина гостиницы, не мечтавшего ни о чем, кроме счастливого существования в гавани Рождества. В этом мире не так уж много людей, кого жизнь сумела сделать философами. Мышцы значили для Фенимора Аткинса больше, чем нервы, ум ему заменял инстинкт — именно поэтому его шансы на обретение здесь счастья были куда предпочтительнее моих.
— Где же «Халбрейн»? — твердил я ему каждое утро.
— «Халбрейн», мистер Джорлинг? — откликался он неизменно бодрым тоном. — Разумеется, она придет сегодня же! А если не сегодня, то завтра! В конце концов наступит день, которому суждено стать кануном утра, когда в бухте Рождества затрепещет флаг капитана Лена Гая!
Я подумывал подняться на Столовую гору, дабы расширить обзор. С высоты тысяча двести футов взор простирается на 34 — 35 миль, так что оттуда шхуну можно увидеть на целые сутки раньше. Однако идея карабкаться на гору, до сих пор укутанную снегами, могла взбрести в голову только безумцу.
Меряя шагами берег, я часто вынуждал спасаться бегством ластоногих, которые с брызгами погружались в оттаявшую воду. Пингвины же, невозмутимые и тяжеловесные увальни, не думали удирать, как бы близко я ни подошел. Если бы не их глупый вид, с ними можно было бы заговорить, владей я их крикливым языком, от которого закладывает уши. Что касается черных и белых качурок, поганок, крачек и турпанов, то они тут же с шумом взлетали, стоило мне появиться в отдалении.
Раз мне довелось спугнуть альбатроса, Пингвины напутствовали его дружным гвалтом, словно он приходился им добрым другом, с которым они расставались навсегда. Эти громадные птицы могут проделывать перелеты протяженностью до двухсот лье[8], ни разу не опустившись на твердую землю для отдыха, причем с огромной скоростью. Альбатрос сидел на высокой скале на краю гавани Рождества и смотрел на прибой, пенящийся вокруг рифов. Внезапно он взмыл в воздух, издал пронзительный крик и через минуту превратился в черную точку в вышине. Еще мгновение — и он исчез в пелене тумана, затянувшего горизонт с юга.
Глава II
ШХУНА «ХАЛБРЕЙН»
Триста тонн грузоподъемности, рангоут[9], позволяющий улавливать слабейший ветерок, замечательная быстроходность, великолепные паруса: фок[10], фор-трисель[11], марсель[12] и брамсель[13] на фок-мачте, бизань[14] и топсель[15] на грот-мачте[16], штормовой фок, кливер[17] и стаксель[18] — вот какую шхуну мы поджидали, вот что представляла собой «Халбрейн»!
Команда корабля — капитан, старший помощник, боцман, кок и восемь матросов — в общей сложности включала в себя двенадцать человек, вполне достаточно, чтобы управляться со снастями. Ладно сбитая, с медными шпангоутами[19], с широкими парусами, шхуна обладала прекрасными мореходными качествами и полностью отвечала требованиям, предъявляемым к кораблям, бороздящим океан между сороковыми и шестидесятыми широтами. Одним словом, кораблестроители Биркенхеда вполне могли гордиться своим детищем.
Всеми этими сведениями меня снабдил почтенный Аткинс, сопроводив их похвалами в адрес шхуны!
Капитан выплатил три пятых стоимости «Халбрейн», которой он командовал уже лет пять. Лен Гай плавал в южных морях между Южной Америкой и Африкой, от одного острова к другому. Шхуна была торговым судном, и потому ей не требовалась большая команда. Чтобы охотиться на тюленя и нерпу, потребовался бы более многочисленный экипаж, а также гарпуны[20], остроги, леска и прочее, без чего невозможны подобные занятия. Однако нападение пиратов не застало бы экипаж «Халбрейн» врасплох: четыре камнемета, запас ядер и гранат, пороховой погреб, ружья, пистолеты, карабины, наконец, абордажные сети — все это служило гарантией безопасности судна. Кроме того, марсовые никогда не смыкали глаз: плавать по этим морям, не заботясь об охране, было бы недопустимым ротозейством.
Утром 7 августа я еще подремывал, нежась в постели, когда меня разбудил громовой голос хозяина и полновесные удары кулаком в дверь.
— Мистер Джорлинг, вы проснулись?
— Конечно, почтенный Аткинс, как же можно спать при таком шуме?! Что произошло?
— В шести милях к северо-востоку показался корабль, и он держит курс на гавань Рождества!
— Уж не «Халбрейн» ли это? — вскричал я, сбрасывая одеяло.
— Мы узнаем это через несколько часов, мистер Джорлинг. Во всяком случае, это первый корабль с начала года, так что мы просто обязаны оказать ему должный прием!
Я наскоро оделся и побежал на набережную, где присоединился к Фенимору Аткинсу. Он выбрал местечко, откуда открывался самый лучший обзор, не заслоняемый выступающими в море скалами, окаймлявшими бухту.
ebooksa