Черная Индия
Снова начались розыски. Была поставлена на ноги вся полиция графства, но ничего не смогла открыть. Джемс Старр запретил Гарри, на которого были, по-видимому, направлены все эти покушения, выходить одному за пределы центрального участка работ.
Так же поступили и с Нелль, от которой, однако, по настоянию Гарри, были скрыты все преступные покушения, которые могли напомнить ей о прошлом. Симон Форд и Мэдж охраняли ее строго, — вернее, с суровой заботливостью, — днем и ночью. Бедная девушка видела это, но у нее не вырвалось ни одной жалобы, ни одного замечания. Понимала ли она, что это делается для ее пользы? Вероятно, да. Но и она по-своему охраняла других и казалась спокойной лишь после того, как те, кого она любила, сходились в коттедже. Вечером, когда Гарри возвращался, она не могла удержать безумной радости, мало совместимой с ее характером, скорее сдержанным, чем экспансивным. Не успевала пройти ночь, как она была на ногах раньше всех: тревога охватывала ее уже с утра, в час выхода на работу.
Оберегая ее покой, Гарри очень хотел, чтобы их брак был уже совершившимся фактом. Ему казалось, что пред лицом этого бесповоротного события злоба, отныне бесполезная, должна будет сложить оружие и что Нелль почувствует себя в безопасности, только когда станет его женой. Впрочем, его нетерпение одинаково разделяли Джемс Старр, Симон Форд и Мэдж. Каждый считал дни, оставшиеся до свадьбы.
Дело в том, что каждого обуревали самые тревожные предчувствия. Шепотом говорили, что скрытый враг, о котором никто не знал, где его искать или как с ним бороться, — этот враг, очевидно, не может оставаться равнодушным ни к чему, связанному с Нелль. Торжество ее бракосочетания с Гарри может поэтому послужить поводом для какого-нибудь нового проявления его ненависти.
Однажды утром, за неделю до свадьбы, Нелль — очевидно, под влиянием какого-то мрачного предчувствия — захотелось выйти из коттеджа первой, чтобы осмотреть окрестности. Едва она переступила порог, как у нее вырвался крик невыразимого ужаса; он раздался по всему дому, на этот вопль сбежались Мэдж, Симон и Гарри.
Нелль была бледна как смерть, и в ее искаженном лице отражался величайший ужас. Она не могла говорить, не спуская глаз с двери коттеджа, которую только что отворила, и дрожащей рукой указывала на строки, приводившие ее в трепет и, очевидно, написанные ночью:
«Симон Форд, ты украл у меня последний пласт наших старых копей! Гарри, твой сын, украл у меня Нелль! Горе вам! Горе всем! Горе Новому Эберфойлу!
Сильфакс».
— Сильфакс! — вскричали разом Симон Форд и Мэдж.
— Кто это? — спросил Гарри, переводя взгляд с отца на девушку.
— Сильфакс! — повторяла с отчаянием Нелль. — Сильфакс!
Она вся трепетала, повторяя это имя, пока Мэдж почти силой не увела ее в комнату.
Прибежал Джемс Старр. Прочитав угрожающие слова, он произнес:
— Эти строки написаны той же рукой, которая написала мне письмо, противоречившее вашему, Симон! Человек этот называется Сильфаксом. По вашему волнению я вижу, что вы его знаете? Кто такой этот Сильфакс?
20. «КАЮЩИЙСЯ»
Это имя было откровением для старого мастера.
Так звали последнего «кающегося» в шахте Дочерт.
Некогда, еще до изобретения безопасной лампы, Симон Форд знавал этого нелюдимого человека, который должен был, рискуя жизнью, каждый день вызывать частичные взрывы рудничного газа. Он видел это странное существо, блуждавшее по шахте всегда в сопровождении огромного гарфанга — чудовищной совы, помогавшей ему в его опасном ремесле. Птица держала в клюве горящий фитиль и проникала туда, куда не могла достать рука Сильфакса. Однажды этот старик исчез, а с ним исчезла и маленькая сиротка, родившаяся в шахте и не имевшая других родственников, кроме Сильфакса, своего прадеда. Это дитя, очевидно, и была Нелль.
Значит, они пятнадцать лет прожили в каком-нибудь потаенном ущелье, вплоть до того дня, когда Гарри спас Нелль.
Старый мастер, охваченный и жалостью и гневом, рассказал инженеру и своему сыну все, о чем напомнило ему имя Сильфакса.