— Будем ложиться? — спросил Шавырина.
Ночь за иллюминатором, когда он глянул, на секунду отодвинув шторку, чернела такая, про какую говорят: «хоть глаз выколи» — хорошая, настоящая ночь. В ответ на его предложение Шавырин замялся.
— В гальюн сходить, что ли…
— Давайте сходим! — поддержал Тимка.
Сходили и возвратились вместе. Шавырин понял, что ему не улизнуть от Тимки, пока тот не уснет, и, открыв рундук, стал первым готовить постель. Тимка последовал его примеру.
Легли и погасили настольную лампу. Под потолком каюты замерцал синий плафон ночного освещения.
— Спокойной ночи! — пожелал Тимка, натягивая на себя одеяло, и повернулся лицом к переборке.
— Спокойной ночи… — глухо отозвался Шавырин.
Теперь главное было не уснуть. Штурмбанфюрер прав: они провели на ногах без малого сутки. Но Тимка не случайно провалялся весь вечер накануне.
Ощутимо бежали минуты. Одна, другая, пятая…
Никто не мог бы сказать, сколько их прошло всего, когда наконец Шавырин негромко позвал:
— Тимоха… Слышь?..
Тимка невнятно замычал в ответ, давая знать, что уснул не совсем, что надо еще подождать…
Он выгадывал время для Аси. Удастся или не удастся ей сделать первое из того, о чем просил он, — она должна уйти. Ей нельзя находиться рядом со скалами, когда начнет действовать он… Только бы она ушла…
И опять ощутимо побежали минуты…
Наконец, когда, по всем Тимкиным расчетам, истекло достаточно много времени, он решил изобразить, что спит. Даже попробовал храпеть, как взрослые, но поперхнулся: храпеть ему еще ни разу не удавалось.
Потом он думал уже, что Шавырин отказался от своего намерения, и утешал себя лишь мыслью, что сможет или не сможет он сделать свое — Ася в любом случае уйдет, как он велел ей… Должна уйти!
На корабле воцарилась общая тишина, какая бывает после отбоя.
И Тимка хотел оглянуться на Шавырина, когда тот позвал его:
— Тимка… — Потом опять: — Слышь, Тимоха?.. — И осторожно тронул его за плечо. Тимка не шелохнулся.