«Видел, певец печальный, след затерявший в пустыне.
Видел осколки стальные меча, разбитого громом.
Нет, не срастил их огонь, не сковала рука палавона…
Рано поешь о мече,
Певец
С глазами джейрана!
Видел дворец и павлинов, видел затвор златоверхий!
Замкнуты тяжкие двери из яшмы и лапис-лазури.
Смеется оружием стража в башнях подземных твердыни:
След от стрелы — на крыле
Видишь,
Певец печальный?»
«Горе, залетная птица, сокол, алмаз поднебесья!
Если заря обманула, море окрасивши кровью, —
Вечно нескованным будет меч, что Деве даст Имя.
Вечно нескованным будет меч, что Деве раскроет
Пояс тяжкий порфира, терновой цепи оплечья!
Горе,
Сокол залетный!»
Еще раз дрогнули нестерпимою болью струны — и замерли. Потупясь, тесным сплетенным кругом, слушали дархцы. Молчание длилось. Потом — шелестом пробежало по рядам: