«Арз бар — жалоба есть».
В одном только наше «обращение к администрации» — как шутливо назвал Жорж — имело непредвиденные нами последствия. Три дня спустя после того, как мы начали свой обход, джевачи, взволнованный и польщенный, предупредил нас о предстоящем — нынче вечером — посещении Белого князя.
До тех пор мы видали его только на парадных обедах — у бека, старшины города, старшего казия. Слышали о нем много: разговор о нем — на всех перекрестках. Почтительный — до благоговения. По тому, что мы слышали, — решили: ханжа. Интереса к нему у нас не было. Разговоры с ним при встречах не шли дальше этикетных.
Приехал он, как предупредил, к вечеру — в том же серебряном парчовом халате, на том же белом коне. «Иным, — говорит джевачи, — его не видели люди». С ним — большая свита, привезшая роскошный дастархан: вечером сегодня он угощает лично.
После первых приветствий, удобно раскинувшись на подушках, он знаком отослал слуг и наклонился ко мне приветно.
— Предание о Шакыке Балхском: когда он скрыл свой монашеский чин под княжеским нарядом — три дня соблюдал он княжеский вид, но на четвертый забыл умыть руки и тем обнаружил свое дервишество. Ты тоже вскрыл себя на четвертый день, о, государь мой вихрь.
— Я не понимаю тебя, Ахметулла!
Белый князь укоризненно погрозил пальцем.
— Разве ты не присутствуешь — с четвертого дня твоего бытия в Бальджуане — на суде и не говоришь с нашими сборщиками податей и выборными базара?
— Ну так что же?
— Вопрос правления закрыт дервишу, певцу или писателю ученой книги. Ты пришел к нам, как юродивый, ибо — мерить головы и руки погонщикам ослов юродство: кто не согласится с этим? Но — по стати узнается князь. Я узнал тебя с первой встречи. Ты скрывался, — я ждал. Ты открыл себя, сев по правую руку судьи. Доподлинно: вопрос правления — твой вопрос. И выбор твой правилен: в Бальджуане есть чему поучиться правителю.
— Ты ошибся, таксыр, я не правитель и никогда им не буду.
— Судьба человека не в мыслях его, но в крови. Ты спрашивал казия: спроси меня — я отвечу тебе открыто, без утайки, как князю князь.
— Я сказал уже, таксыр: это не мой титул… и не моя честь.
— О чем спорить, — мягко пожал плечами Ахметулла. — Спрашивай, я отвечаю.
Молча я отвернулся. Вступил Жорж.
— Раз уж об этом зашел разговор, — сказал он, сухо глядя на Ахметуллу сквозь очки, — вопрос наш может быть формулирован так: исчисление доходов и расходов здешних туземцев показывает, что им живется не легче, чем в остальной Бухаре. О том же говорит здешний закон; но в них мы замечаем довольство, которого не видели мы в других владениях эмира. Какова причина?
Ахметулла через плечо бегло посмотрел на Жоржа и обратился ко мне:
— Вопрос поставлен тобою верно. И о причинах я скажу тебе со всею открытостью, хотя ты и спрашиваешь о тайнах правления.
…Положение нашего народа то же, что в остальной Бухаре. Это так, и не может быть иначе, — ибо здесь, как и во всей остальной Бухаре, он выполняет призвание народа: быть подножием власти.
ebooksa