— По делам-то по делам, но и по личному тоже, — откровенничал толстяк. — Хочу, Леха, купить «чайку»!
- «Ча-ай-ку»! — изумился Длинный.
— Ага, — гордясь, но не подавая виду, говорил толстяк. — Хочу, Леха, чтоб все знали, кто я такой есть.
— Так ты ее для личной надобности?
— Точно, тезка!
— Да я не Коля, а Алексей!
— Алексей так Алексей! Мне лестно, понимаешь, Леха, чтоб все видели, как Николай Агафонович Зайцев живет. Пусть видят!
— Эт верно!.. В картишки не балуетесь, Николай Агафонович?
— Нет, Алексей, не из дураков мы!
— Да я так, просто для интеллигентного человека пульку раскидать.
— Преф?
— Ну да.
— А какая твоя наличность?
— Об этом оставьте, Николай Агафонович, — хвастливо сказал Длинный, — наличность имеется. Не на «чайку», может, а на «москвича» будет.
— Пошли!
— Нет погоди, допьем.
Они допили и изрядно под хмельком встали из-за стола. Длинный, выходя, оглянулся, и Мехошин поразился трезвой зоркости его взгляда.
Подождав минуты три, встал и он. Расплатившись, не торопясь прошел по вагонам. В спальном у окна стоял парень в свитере. Он молча кивнул на купе.
За закрытой дверью слышалось:
— Беру.