— Откуда вы знаете, что он запутал отчетность?
— А если нет, за что вы меня терзаете?
— Одну минуту…
Майор задумался, потом извинился и вышел из комнаты. Через пять минут он вернулся.
— Так вы считаете, что Рогачев был плохой бухгалтер? — спросил он, садясь.
Аверкин немного отдышался. Теперь его одутловатые щеки немолодого и не совсем здорового человека побледнели еще больше.
— Откуда вы знаете, что Рогачев запутал отчетность?
— Я предполагаю…
— Отчетность у него была в полном порядке, — сказал майор. — Теперь ответьте на вопрос: вы лично его знали?
— Знал, — с глубоким вздохом произнес Аверкин. — И если бы не знал, было бы лучше.
— Объясните.
Аверкин помолчал. Пот выступил у него на лбу, он провел языком по пересохшим губам.
— Я все скажу, — сказал он своим девичьим голосом, который, казалось, вот-вот прервется, — это единственное темное дело в моей биографии, честное слово! Можете проверить. Я честный человек! — Он задохнулся. С минуту молчал. — Я попросил директора — мы с ним друг друга не первый год знаем — выписать мне десять килограммов творога, — почти шепотом сообщил Аверкин, — у меня сердечная недостаточность. В магазине творог плохой, а у них настоящий, свежий. Я хотел привезти — и в холодильник… Директор сказал, что можно и без денег. Я одинок, зарплаты мне хватает, но под Свердловском у меня мать. Еще с эвакуации. Она там в семье сестры. У нее нет никаких средств к жизни, а муж сестры грубый человек, попрекает ее куском хлеба. Я звал ее к себе. Но она привязана к внучатам… — Аверкин уставился в пол. — Вот как вышло, что я пошел на это. У меня не было денег. А директор… Я был инспектирующим лицом. Хоть и не таким важным, но вы же знаете… Воспользовался, не отрицаю, воспользовался служебным положением… Судите!
— Нехорошо, — в раздумье сказал майор, — нехорошо, Владимир Семенович. Но какое отношение все это имеет к Рогачеву?
— Вот Рогачев-то и не дал мне того творога. Зашел за мной на директорскую квартиру, вывел в лес и отчитал, как первоклассника. Я до того растерялся, что чуть инфаркт не хватил! Кричал на него, чтоб он не лез не в свои дела. Но он меня очень задел, очень. Отказался я от того творога… Теперь судите.
Майор долго глядел на Аверкина. Тот был весь в поту, лицо его пожелтело, и чувствовалось, что сердце у этого человека и впрямь неважное.
— Что же, — сказал майор, — идите, Владимир Семенович, говорить я вам ничего не буду, вы и так, кажется, понимаете, что выручил вас Рогачев из некрасивой истории. (Аверкин быстро закивал головой.) Если что-нибудь вспомните о ваших отношениях с Рогачевым, сообщите нам. До свидания.
Совершенно расстроенный, Аверкин долго собирался, подтягивая галстук, моргал, что-то бормотал, потом вышел.
В квартире на втором этаже большого дома зазвенел звонок. Растрепанная женщина с седыми волосами крикнула:
— Ольга, открой! — и стала метаться по комнатам, наводя порядок.