— Ваша наследница не лучше, — ответил Пашка.
— Вы правы, — сказал Посейдон. — Но что поделаешь, она последний ребенок, мы ее избаловали.
— Ребенок! — фыркнул Пашка. — Взрослая женщина!
— Даже пожилая, — согласился Посейдон. — Но для нас она ребенок.
Он подвинул к себе сосуд поменьше, снял крышку.
— Отварной осьминог, — сообщил он. Потом достал ложкой кусок белого мяса и принялся жевать. — Как всегда, недоварен.
Алиса попробовала кусочек, но прожевать не смогла. Пашка даже пробовать не стал. Так и закончился обед. Затем Посейдон поднялся и произнес:
— Вы готовы идти?
— Только не вздумайте нас казнить, — сказал Пашка. — Учтите, я буду сопротивляться.
— Молодой человек, — ответил Посейдон усталым голосов, — меньше всего на свете мне хочется вас казнить. — Он помолчал и добавил: — Но осторожность не мешает.
В столовую быстро вошел толстый Меркурий.
— Я возьму обед для доченьки, — сказал он.
— Опять капризничает? — спросил Посейдон.
Толстяк только махнул рукой и начал составлять сосуды стопкой. Потом обнял стопку и осторожно понес к выходу.
— Тяжело одному воспитывать ребенка, — вздохнул Посейдон.
— А у вашей Афродиты нет матери? — спросила Алиса.
— Мать этой девочки умерла… пятьдесят лет назад. — Посейдон отодвинул миску. — Хотите отдохнуть? — спросил он.
— Нет, мы не устали, — сказала Алиса. — Нам пора возвращаться.
— К сожалению, это невозможно. Закон велит сохранять нашу тайну.
— И сколько это будет продолжаться? — грозно спросил Пашка.