«Ведь для этих опытов все есть: мезонатор, пластинки нейтрида… Что же должно получиться? Так, имеем конкретные условия: нейтрид — быстрые минус-мезоны. Ну-ка…» — Иван Гаврилович остановился под фонарем, вытащил из кармана блокнот, карандаш и начал прикидывать схему опыта…
«Куда это меня занесло?» — Иван Гаврилович сложил блокнот и недоуменно огляделся. Луна большим багровым кругом висела у самого горизонта на западе; небо было еще черным, но звезды уже потускнели, предвещая рассвет. Улица кончалась, впереди, метрах в пятидесяти, в темной воде колыхались длинные блики огней. «Река? Ого! Прогулялся через весь город…»
На той стороне горели огни завода. Под ногами шуршала мокрая от росы трава. Голуб почувствовал, что ноги у него гудят от усталости, присел на траву, закурил. Далеко-далеко внизу коротко ревнул буксирный пароходик; что-то всплескивало в реке. По-утреннему свежий воздух наполнял легкие бодростью. Иван Гаврилович с презрением посмотрел на окурок папиросы — отравлять себя такой дрянью! — и отшвырнул ее.
Потом встал, подошел к воде, потрогал ее руками — теплая, удивительно теплая для сентября! Постоял минутку и решительно стал раздеваться.
Иван Гаврилович внимательно осмотрел себя в сером свете утра: ничего, он еще крепок для своих пятидесяти двух лет. Напряг мышцы рук — есть сила! Еще работать и работать… Ничего, если приходится начинать на голом месте — для этого он и исследователь!
Вода ласково взбодрила тело. Иван Гаврилович ступил несколько шагов по плотному песчаному дну, оттолкнулся и, стараясь подальше, не бултыхая, выбрасывать руки, поплыл саженками поперек течения…
Когда Якина спрашивали, где он теперь работает, он отвечал коротко: «В зверинце».
Высоковольтная лаборатория в самом деле была похожа на зверинец — кругом клетки, только вместо хищников в них были заключены молнии. Молнии прятались в красивых медных шарах разрядников, в высоковольтных конденсаторах; они сдержанно гудели в трансформаторах, невидимо собирались на фигурных гирляндах фарфоровых изоляторов, в проводах и только ждали, чтобы разрядиться на что-нибудь или кого-нибудь.
Сейчас он занимался изучением электрического пробоя пластинок нейтрида. Что ж, теперь почти весь Физический институт исследует нейтрид…
Яков с усилием поставил на металлический цилиндр тонкий черный лист: «Вот черт — килограммов двадцать, наверное, не меньше». Установил на лист нейтрида медную гирьку верхнего электрода, соединил провода и вышел из клетки. Лязгнула железная дверь, загорелась над нею красная неоновая лампочка.
Яков стал медленно поворачивать ручку трансформатора. Стрелка киловольтметра неторопливо поползла по шкале: 10 киловольт, 15, 25… За серой защитной сеткой от гиреобразного электрода с еле слышным шипением стало расходиться оранжевое сияние — светился ионизированный высоким напряжением воздух. 40 киловольт, 50, 70… Черную пластину нейтрида окутали желтые и голубые нити: они тянулись, загибаясь за пластинку, к никелированному цилиндру, дрожали, извивались и шипели, как живые.
Стрелка коснулась цифры «90». 90 киловольт!
Якин остановил напряжение, чтобы полюбоваться. Теперь в клетке между электродами, ища выхода, разъяренно металась молния; нити разрядов были голубыми и шипели так громко, будто трещало разрываемое полотно. Могучие электрические силы, подчиняясь легкому повороту регулятора, напряглись и рвались сквозь тонкий слой нуль—вещества. Если бы между электродами лежало обычное вещество, даже в тысячи раз толще этой пластинки, то все было бы уже кончено, материал не выдержал бы: треск, громкий щелчок и пробой — маленькая дырочка с опаленными краями. Но путь электрическому току преграждал нейтрид…
Яков снова стал поднимать напряжение. Когда стрелка доползла до 120 киловольт, нити разрядов, угрожающе шипя и треща, собрались в слепящий голубой жгут, огибая пластинку. Между электродами возникла дуга. Тотчас же перегрузочные реле-ограничители с лязгом отключили трансформатор. Все исчезло.
Яков в задумчивости потер лоб. «Нужно попробовать пробить пластинку в трансформаторном масле; тогда можно повысить напряжение раза в четыре». При мысли об этом Якин вздохнул, он не любил иметь дело с трансформаторным маслом — сизо-коричневой густой жидкостью, которая пачкает халат и от которой руки противно пахнут рыбьим жиром и касторкой. Уже несколько месяцев он пытается пробить нейтрид — и все одно и то же: перекрытие по воздуху. Это, конечно, великолепно, когда нейтрид выдерживает сотни и тысячи миллиардов вольт на сантиметр! Но что же это за исследования, если они будут состоять из одних только отрицательных результатов?
Нужно испытывать еще более тонкие пластинки нейтрида — может быть, пленки тоньше ангстрема. Но каково идти на поклон в 17-ю лабораторию, где Голуб, Сердюк, Оксана? Нет, лучше не показываться на глаза, а просто послать лаборантку с запиской…
Якин снова вздохнул.
После дневника Николая Самойлова у читателей могло сложиться одностороннее и излишне категорическое представление о его бывшем однокурснике и товарище Якове Якине. Дескать, это циник, халтурщик, недалекий рвач и так далее. Словом — нехороший человек. Отрицательный персонаж.
Конечно, это слишком поспешное суждение о Якове Якине.
Иные книги приучают нас очень упрощенно судить о людях: если человек криво усмехается — значит, он сукин сын; если герой улыбается широко и открыто, как голливудский киноактер, — значит, он положительный, хороший. В жизни все не так просто.
ebooksa