Бессмертные карлики

Вальдес кивнул головой, но без особого воодушевления. На переносице гладкого, безбородого, почти мальчишеского лица, обозначилась тонкая морщинка. В ту же самую минуту в дверь постучался кельнер и доложил, что иностранный доктор уже ждет.

Мануэль вскочил и придал своим чертам самое сияющее выражение. Затем он пожал руку другу и поспешил выйти.

Но молодой директор гостиницы «Делигенсия» остался сидеть, углубленный в свои думы. Его лицо попеременно принимало все оттенки выражений от глубочайшей меланхолии до дьявольского злорадства. И когда он поднялся, то сделал это с быстротой, которая свидетельствовала о том, что он принял важное решение.

13. НОЧНАЯ ЖИЗНЬ В ЛИМЕ

Как ясно видно из этой истории, Мануэль обладал, по правде сказать, весьма сомнительными качествами. Несмотря на то, что он был изящен и строен, как пиния, — он был изрядная скотина. Лимские дамы находили, что в нем есть что-то демоническое и загадочное. Но надо признаться, что он умел отлично принимать гостей. Он знал лучшие кухни и винные погреба Лимы, он знал, где найти красивейших девушек и фешенебельные игорные притоны. Кроме того, он был почетным членом союза распространения петушиной борьбы и не упустил случая познакомить Фьельда с этим кровожадным, тропическим, отвратительным спортом.

Вообще, Мануэль, по-видимому, прилагал все усилия, чтобы привести своего гостя в особенно откровенное и болтливое настроение. Выпито было порядочно, и Фьельд ни в чем не отставал от перуанца. Но если Мануэль рассчитывал всеми этими шампанскими, виски, коктейлями и ликерами вскружить голову белокурого великана с севера, — то он ошибался. Случилось, как это часто бывает, что тот, который старался напоить другого, сделался сам жертвой алкоголя.

Но разыгрывать слегка выпившего человека как раз входило в намерения Фьельда. Он рычал, когда другие орали, и перещеголял болтовню перуанских денди к взаимной радости и общему удовольствию. Он принимал участие в различных пробах физической силы, чем приобрел необычайную популярность.

Постепенно, по мере того, как подвигался вечер, Мануэль переменил свое мнение об этом удивительном жителе Севера, который, казалось, чувствовал себя, как рыба в воде, повсюду, где бы он не очутился. Он оказался знатоком петушиной борьбы, коннозаводства и овцеводства, познакомил юного хирурга, присоединившегося к их обществу, с последними знаменитыми операциями, открывшими новую эпоху в медицине. Тут же Мануэль решил про себя, что подозрения отца против этого добродушного скандинава глубоко смешны.

Но алкоголь продолжал понемногу свое роковое действие в этом оживленном обществе лимской золотой молодежи. Наступил момент, когда закипевшая южная кровь дала себя знать, и слова полились без удержу из алых губ. Настало время для вечно возвращающейся в этих случаях темы: женщины. Общество находилось в так называемом «артистическом клубе», который под другими небесами едва ли бы удостоился столь громкого имени.

Не подлежало сомнению, что Фьельд был приведен Мануэлем в этот храм скоро преходящих радостей с совершенно определенной целью. Женщины-«артистки» встретили общество радостными возгласами, и шампанское снова запенилось. Но между гостями находился также человек, которого Фьельд не ожидал здесь встретить. Это был тот самый мужчина, которого он сегодня вечером увидел перед конторой Мартинеса, — а именно, Черный Антонио, прозванный «Ужасом Перу».

Тайные знаки, которыми он обменивался с Мануэлем, были достаточно ясны. Итак, эта встреча, которая при других обстоятельствах не обратила бы на себя внимание Фьельда, была не совсем случайной. Его в чем-то подозревают. Интриги конторы Мартинеса были, значит, направлены и на счет его особы.

В то время, как веселое общество шумело вокруг него, он заметил, что Антонио исподтишка пристально наблюдал за ним, словно он хотел отметить себе рост и силу огромного норвежца.

Знаменитый боксер сильно проигрывал в безукоризненном вечернем платье. Его крепкая мускулатура словно протестовала против туго накрахмаленной сорочки; узкий жилет и фрак хорошо сидят лишь на светских львах. Впрочем, общий его облик был весьма обычен и вовсе не похож на облик разбойника. Глаза не наливались кровью, зубы не выставлялись с хищным выражением. Единственной его особенностью была его темная кожа, которая могла бы навести на мысль о легкой примеси негритянской крови, если бы чистые линии лица не опровергали этого предположения. Губы были, может быть, чуточку толсты, но прекрасной формы. Нос был прямой, нисколько не обезображенный. Глаза небольшие и тусклые. Но коротко остриженные волосы и злосчастное ухо — типичнейшая «cauliflower"s ear»,[14] — выдавали достаточно ясным образом его профессию.

— Это опасный человек, — подумал Фьельд. — Он отлично укрывается под своею маскою спокойствия и добродушия. Сорви только маску с этого лица и, наверное, увидишь бездну хитрости, чувственности и кровожадности.

Несмотря на то, что Мануэль к этому времени был уже сильно пьян, он все же сумел устроить так, чтобы новый гость был представлен Фьельду.

— Это наша знаменитость, — сказал он Фьельду. — Дон Антонио Веласко. Великий мастер бокса. Его прозвали «Ужасом Перу», но он чрезвычайно добродушен.

— А этот джентльмен, — продолжал Мануэль, указывая на Фьельда, ученый из далекой страны. Он — доктор, и приехал изучить нашу знаменитую горную болезнь. Его имя — Фьельд, доктор Йунас Фьельд.

На миг среди общества наступила тишина. Эти оба, что стояли друг против друга, составляли разительную противоположность остальным джентльменам. Норвежец был выше, но могучие плечи и крепкая голова перуанца могли постоять за себя не хуже.

— Вы тоже должны быть «ужасом» в вашей стране, — промолвил Антонио любезно. — Если я не ошибаюсь, то вы в борьбе, вероятно, один из первых.

— Ну, да, — ответил Фьельд, — когда бывает необходимо.