Приключения 1964

Турбину привязали тросами к трейлеру, чтобы предупредить её дорожное буйство.

«КРАЗ» набирал скорость.

Теперь их осталось двое: Макаренко и Танке. Длинный и широкий нос автомобиля втискивался в шоссе всё быстрее и быстрее. Встречные машины вежливо прижимались к обочинам. Шоферы затыкали уши и долго глядели вслед дизелю. Они знали, что ожидает водителей «КРАЗа» на долгом восьмисоткилометровом пути.

Горы.

Дорога лежала на хребтах с причудливостью второпях брошенной телеграфной ленты. Дорога выписывала крендели, танцевала среди обрывов, лезла на перевалы, падала в распадки и снова лезла вверх, к небу, для нового падения.

Реки.

Потеплевшие от весеннего дыхания, они размывали лёд, и в голубых зеркалах промоин уже лежало апрельское желтое солнце.

Мосты.

Старые деревянные мосты, которые отвечали каждой машине стоном и хрипом. Мосты, которые строились в те времена, когда в здешних местах не было ни «КРАЗов», ни турбин.

Каждому, кто глядел со стороны на «КРАЗ», казалось, что за рулем этой машины должны сидеть люди необыкновенного роста и чрезвычайной физической силы. Но Саша Макаренко и Тиша Танке вовсе не были необыкновенными людьми.

Саша Макаренко слыл на тракте первым балагуром и насмешником. Кабина «КРАЗа» была для него слишком просторной, а руль — непомерно большим. Рядом с ним молчаливый сухопарый Танке казался особенно высоким, особенно худым и особенно немногословным. В их характерах не было ни одной черточки, которая роднила бы их. Но вместе они представляли таранную силу.

Этот рейс был для них внеплановым и неожиданным. Вообще этого рейса не должно было быть.

Их подняли ранним утром, ещё в сумерках, как по тревоге. Ребята отсыпались после тяжелых зимних рейсов. «КРАЗ» отдыхал во дворе гаража в самом дальнем углу, среди грузовиков — массивный буйвол, случайно забредший в загон для овец. Каждую весну с потеплением «КРАЗ» уходил в этот загон. Он мог работать только зимой, когда на реках лежал лед стальной прочности. Мосты не выдерживали тяжести «КРАЗа». Весна разъединяла Сашу Макаренко и Тишу Танке.

Ранним утром, в сумерках, Тиша Танке прыгал на одной ноге, натягивая сапог, и ворчал, как умеют ворчать шоферы, когда они сердиты. Он ворчал, имея в виду начальство, стоявшее перед ним в лице диспетчера, и заодно Сашу Макаренко, потому что за зиму он привыкал ворчать на своего напарника и не сразу расставался с этой привычкой.

Диспетчеру было двадцать лет. Он пришел к шоферам как секретарь комитета комсомола и как человек, ответственный за доставку грузов на тракте.

— Ты пойми, — говорил он и бил себя в грудь. — Турбина. Ночью. Никто из нас и не думал… А на стройке её, знаешь, как ждут? Сейчас не вывезем — останется до зимы. А что такое стройка без энергии? Что такое комсомольская стройка без электрической энергии, скажи ты мне?

И вот они мчатся по тракту навстречу горным рекам и перевалам. Турбина давит на задние колеса дизеля всеми сорока тоннами. Нос машины подпрыгивает на неровностях асфальта, как легкий катер на волне.

Теперь за рулем Танке. Краем глаза он высматривает в боковом зеркале убегающий назад тракт.

Танке… Разумеется, шоферы зовут его Танком. На курсах водителей, когда Тиша был совсем зеленым и в уголках его глаз не собирались стайкой морщины, ребята звали его Танкеткой. Прадед Тиши, Стефан Танке, прибыл в Сибирь по этапу — он участвовал в восстании против царя. От Стефана и пошли сибирские Танке — революционеры и красные командиры, механики, шоферы и трактористы. Им, сухопарым, крепко сбитым, настойчивым, хорошо пришлась резкая и звонкая, как броня, фамилия Танке.

Смеркается. Ветер гонит по шоссе пыль — розоватую в закатных лучах. Над заснеженными сопками светлеет тонкое лезвие новенького месяца.