— Трое суток, включая дорогу. Завтра хотелось бы вернуться в Ташкент.
— Выходит, один день! Сегодняшний.
Через несколько минут они были в центре Старого города. Пыльные, без единого деревца улицы с безглазыми глухими стенами, с низкими, плотно пригнанными дверями окружили их. В одном месте Денисову бросились в глаза многочисленные купола из глины, похожие издали на груду сложенных для просушки пиал
— Старые бани. Под каждым таким куполом своя температура. — Туйчиев свернул в тупичок, казавшийся шире других. — Им полторы тысячи лет.
Фавзи-фотограф был средних лет, худощавый. По землистому, казавшемуся застенчивым лицу блуждала рассеянная, отчасти виноватая улыбка; Денисов не мог найти ей объяснения.
— Человек этот приехал снимать фильм про калифа, мальчика и слона… — Фавзи вернул Денисову фотографию погибшего, замолчал, посчитав разъяснение исчерпывающим.
Потом он сходил в соседнюю комнату, взял чайник, отнес на кухню. Вернулся. На столе появились яблоки, миндаль с изюмом. Хозяин соблюдал закон гостеприимства.
— Мы спешим. — Поблагодарив, Туйчиев от угощения отказался.
— Не выпьете чая? — Фавзи встревожился. На время его рассеянная улыбка исчезла.
— В другой раз. Возьми стул, поговорим.
Фотограф выключил чайник на кухне, вернулся:
— Хоть миндаль попробуйте…
— На прошлой неделе вы сидели в баре. Втроем С вами был Бахти Гаранг. Помнишь?
Упоминание о Гаранге по какой-то причине было неприятно Фавзи.
— Кто он мне? — Фотограф двинул стулом. — У него свои дела. Я сам по себе!
— Как вы оказались вместе?
— Работа! Гостиница на обслуживании фотографии: банкеты, свадьбы. Иногда в бар захожу.
— Зашел и увидел Бахти с работником киностудии?
— Так и было.
— Потом?