Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта

22
18
20
22
24
26
28
30

— О, ваше высочество, — иронически заметил советник, — велеречивый краснобай так разукрасит все свои двадцать два преступления, что нам только останется причислить его к лику святых.

— Nihilominus,[17] данное злокозненное преступление зачеркнуть!)

Часть третья

НА СЛУЖБЕ У КНЯЗЯ

Малах

На другой день обвиняемый продолжил свое признание.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

После чудесного освобождения такая меня одолела набожность, что решил я перейти в лоно римско-католической церкви. Пышные церемонии, возвышенное благоговение и милосердие священнослужителей покорили мое сердце. Но особенно привлекало меня таинство исповеди. Как легко становится на душе, когда наконец-то можешь выговориться, поверить другому человеку самое сокровенное, что тяготит тебя днем и ночью, во сне и наяву, в трудах и в отдыхе! Какое облегчение — излить душу да еще и получить отпущение, вырвать из рук дьявола долговое письмо! Одного дня оказалось мало, целую неделю исповедовался я доброму отцу Агапитусу.

В конце концов не утаил я от него, что сыт по горло святой монастырской жизнью — ходи день-деньской за больными; куда вольготней вернуться в мирскую суету, даже если не жить прежней греховной жизнью, но проводить время в полезной веселости. Я попросил у него рекомендаций к какому-либо польскому сиятельству — хорошо бы наняться на службу, где работы поменее, а развлечений поболее. Таких господ немало, и люди моего склада им позарез нужны.

— Дорогой сын мой, — начал священник, — увы, не могу рекомендовать тебя светскому владыке; ведь мало упомянуть, что ты здесь, в монастыре, столько-то дней был нашим достохвальным собратом: надо подтвердить безупречность твоей предыдущей жизни, а насколько я понимаю, дело обстоит как раз наоборот. Выдать фальшивое свидетельство — противу моих убеждений. Постараюсь тем не менее помочь тебе. Возьми посох, у меня оставленный. Он по-прежнему полон золота. С костылем под мышкой доберись до Лемберга и там, в нищенском облачении, поищи в еврейском квартале мастера Малаха. Порасспроси, и непременно найдешь его. Он отменный компаньон дьявола и живет жизнью пагубной. Ему давно пора на костер, и помоги господи святой инквизиции воздать Малаху по заслугам. Словом, это весьма нужный тебе человек. Намекни, что тебе надобно, он поймет с полуслова, а если приоткроешь спрятанное в посохе, наверняка поможет, ибо лихоимец давно заложил душу дьяволу. А я ничем пособить не могу.

Я и сам понимал, что святой отец не может мне, записному грешнику, дать фальшивое рекомендательное письмо, спасибо навел на след подходящего дельца. Благоговейно поцеловал я пастырскую руку, попрощался, взял костыль под мышку и заковылял — на сей раз притворно — по дороге в Лемберг. Шел пешком, выпрашивал милостыню, чтоб самого не ограбили.

В Лемберге отыскал я еврейский квартал — в тесный переулок и телега бы не проехала. Во всю ширь тесноты сей раскинулся рынок всякого старья. Меня сразу окружили маленькие попрошайки. Я достал из мешка динар и пообещал его тому, кто приведет меня к мастеру Малаху. Сорванцы заспорили насчет динара. Один — постарше и посильней, которому удалось побороть остальных, решил сам отработать динар.

Он повел меня разными закоулками, где и двое встречных едва смогли бы разойтись, к хибаре — у двери торчала старуха в бархатной повязке до бровей. Мальчишка зажал в кулаке динар и, убегая, крикнул:

— Я не знаю, где Малах живет, а вот она знает!

Старуха беспрестанно кивала головой, будто в подтверждение: да, да, все так. Делать нечего, достал я из кармана серебряную монету:

— Слушай, матушка, я дам тебе эту красивую монету, если скажешь, где живет мастер Малах.

Старуха кивнула, поднялась с табуретки, прошла в лавку, наполнила флягу красной польской наливкой и подала мне, протянув другую руку за деньгами.

— Не надо водки! — заорал я. — Мне нужен Малах.

Матушка послушно прошлепала в лавку и принесла другую бутылку — на сей раз с зеленой водкой. Уразумел я наконец — окаянный постреленок завел меня к глухой бабке, тут как ни кричи, не докричишься.

Третий раз протрубил я ей в ухо имя Малаха, закивала она и вернулась с коробочкой порошка от насекомых, который и намеревалась обменять на серебряную монету.

Может, думаю, полновесный талер чудо сотворит — излечит ее от глухоты? Так и есть. Прояснилась ее физиономия: