От унижения и бессильного гнева Хамит закрыл глаза.
Кудре устал от своей ярости. Отпустив Хамита, он уже спокойно спросил Ефима:
— Что ты хочешь взять у него?
Ефим внимательно посмотрел на Хамита.
— Сапоги не возьму, сапоги у меня лучше. И гимнастерка его мне не нужна. А портупея хорошая, портупея мне пригодится.
И быстро и умело распоясал Хамита.
— Ты, Алимжан? — спросил Кудре следующего.
— Сапоги.
Кудре толкнул Хамита в грудь, тот упал на траву, а Алимжан сноровисто сдернул с него сапоги.
— Григорий Парфенович, твоя очередь!
— А мне ничего не надо. Мне бы каждый день его такого видеть — никакой другой радости не нужно.
— Ахмет?
Ахмет виновато отвел глаза.
— Да, часы, — атаман залез в карман Хамиту, достал часы, подкинул их в руке, протянул Ахмету.
— Узнаю еще раз, что хвастаешься ими, застрелю на месте. А сегодня прощаю в последний раз. Держи.
Хамит открыл глаза. Шайка была перед ним.
— Вы — бандиты, — сказал он. — Вы — бандиты, и народ покарает вас.
— Народ?! — безмерно обрадовался Кудре и с веселым изумлением оглядел свой отряд. — Он говорит: народ! Ну что ж, пойдем к народу!
На шею Хамиту накинули петлю.
— Идем к народу! — хохоча, провозгласил Кудре, и отряд тронулся. Без сапог, портупеи и фуражки Хамит шел меж двух всадников, влекомый безжалостной веревкой.
ebooksa