Майкл Грим молчал ровно столько, сколько понадобилось времени, чтобы поднять самолет в воздух. Когда мы взлетели, его язык заработал вовсю. Первым делом Майкл сообщил, что женат, имеет двух детей, семья, естественно, в Канаде. А что им делать в этом проклятом месте? Сам он в Африке третий год, сначала был частным пилотом у одного миллионера-португальца, катал его черных девок. Отличная была работенка. Но потом миллионеру дали под зад, и ему, Гриму, приходится теперь травить мошек и опылять плантации.
Скосив на меня глаза-пуговицы, он вдруг добродушно поинтересовался, не еврей ли я.
— Нет.
— Поляк?
— Русский.
— Самый настоящий?
— А какие еще бывают?
— Со мной по соседству живут русские. Они никогда не были в России. А вы, сэр?
— Я из Сибири.
— О-о! — Он уставился на меня с таким изумлением, словно я у него на глазах оброс медвежьей шерстью. — На кой черт вам понадобилось лететь в Омо? В этой дыре малярия, комары и скука.
— Среди местных племен эпидемия лихорадки.
— Вы собираетесь лечить туземцев?
Я кивнул.
Майкл Грим презрительно выпятил нижнюю губу. Человек родом из Сибири, который лечит туземцев, недостоин внимания, даже если за ним сам президент присылает самолет. Хорошо, что я не сказал ему, что я эпидемиолог.
Порой мне кажется, что моя профессия куда более понятна воину из народности карамоджо, чем такому вот относительно цивилизованному человеку. Для карамоджо я — человек, изгоняющий злых духов. Это метафора, но смысл довольно точный. Спросите Майкла Грима, что такое вирус, и он начнет мямлить несусветную чушь.
Обычно, когда я называю свою профессию, собеседник поглядывает на меня с подозрением — не разыгрываю ли я его? От слова «эпидемиолог» веет минувшими столетиями и дымом костров, на которых сжигали трупы погибших от чумы. А что я делаю в наше благополучное время? И несколько успокаивается, когда я говорю, что работаю в Африке.
Пишут об эпидемиологах редко.
В газетах дают интервью кто угодно: футболисты, доярки, ортопеды, хореографы, сыщики, эстрадные дивы, звезды цирка — несть числа. Но эпидемиологов среди них нет. По-видимому, редакторы считают, что публиковать материалы о моих коллегах столь же неэтично, как и рассказы из жизни директоров кладбищ.
А жаль. Наивный технократ, воспитанный на чтении научной фантастики, полагает, что сенсации возможны лишь в ядерной физике, кибернетике, на худой конец в органической химии. И ему невдомек, что открытия в биологии — те, что уже сделаны, но особенно те, на пороге которых мы стоим, — явления почти иррационального порядка, от которых скорее отдает чертовщиной.
Многие ли, например, знают об ариновирусах, открытых в конце шестидесятых годов? О лихорадке эбола, смертность от которой превышает семьдесят процентов? В Судане, в одном из госпиталей из семидесяти шести врачей, сестер и санитаров, заразившихся от больных, от этой лихорадки погибло сорок человек. И это не середина прошлого столетия, а семидесятые годы нынешнего!
ebooksa