Раздаются выстрелы. Стёкла в гараже разлетаются вдребезги. Полю хорошо видна дыра, пробитая пулей в голове террориста. Тот валится на землю.
Стрельба вокруг Поля вдруг прекратилась. Убито больше половины террористов. Остальных в наручниках выводят во двор, где их поджидают полицейские машины.
Полицейский в штатском подходит к Полю:
— Вы, профессор?
И, обернувшись к своим коллегам, произносит:
— Отпустите его, это Эрмелен.
Те почтительно расступаются.
Изабелла нашла его в подавленном состоянии.
— Не лучше ли прекратить, а то это превращается в токсикоманию.
— Ты, конечно, права. Но загнивающее общество, полицейский режим, заставляющий людей укрываться в своих воспоминаниях, — это ведь из–за продажи «мемо–2». Прекрасное средство сделать людей послушными — заставить их уйти в воспоминания о лучших минутах жизни, заставить переживать эти минуты снова и снова… и так до бесконечности — они будут уклоняться, без конца уклоняться от борьбы, ведь, что ни говори, уходить в прошлое проще, чем бороться за новое счастье.
Изабелла молчала, поражённая. Потом вдруг выпалила:
— Но я так же виновата, как и ты.
— Нет, — резко возразил Поль. — Мы оба в ответе за создание «мемо–2», но я один — за его продажу. Мне ни в коем случае не надо было брать патент. Я должен был сохранить формулу в тайне.
И он стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
— А ведь у меня возникала такая мысль. Мне было не по себе, и одно время я не хотел даже заговаривать о патенте. Но вся эта сумасшедшая гонка после…
Поль замолк.
— После С–24? — закончила за него Изабелла.
Он скользнул по ней отсутствующим взглядом.
— Да. После С–24.
Изабелла на секунду задумалась, потом предложила: