Стреляный, видимо, опешил и протянул:
— Невеста? А он мне не говорил, что у него есть невеста… Вот скрытный!..
— Как же мог он вам сказать? — думая о другом, что мучает ее каждую минуту, сказала Тоня. — Вы когда с ним в Вене служили?
— В сорок шестом… Осенью. Тогда…
— В сорок шестом? — скрывая недоумение и меняясь в лице, переспросила Тоня. — Простите, а вы тоже… танкист?
— Ну да, но только я был радистом при ихних танках.
С большим трудом пересиливая подступающее волнение, стараясь не выдать своих подозрений, Тоня на ходу придумывает ответ:
— Да-да, как же, я помню… Генка рассказывал мне, что у него был большой приятель радист. Может, это вы были?
— То, наверное, был Нечипорук, — теряясь, роняет Стреляный и прихлебывает чай.
— Вы посидите, мамо, с гостем, а я до аптеки сбегаю.
— А я тоже пойду, — поспешно вставая, сказал Стреляный.
— Да вы сидите, — бросает Тоня, порываясь уйти одна. — Ближайший поезд около полуночи.
— Но у меня еще дела… до поезда.
— Ну, я на минутку… Подождите. Еще поговорим.
— Не, я з вами, — говорит бандит. — Простите. Думал, Гнат дома. — И гость быстро схватил свой чемоданчик.
Они шли улицами Корца к его женскому монастырю, и у каждого своя дума. Заподозрив неладное, Тоня мучительно ждала, не попадется ли им навстречу кто-либо из знакомых, а еще лучше — милиционер. Но пустынны были улицы Корца.
Вот показался грузовичок. Место рядом с шофером в кабине пустое. Стреляный поднял руку. Застопорил грузовичок.
— Опаздываю, подбрось, друже! — крикнул Стреляный, и, махнув Тоне рукой, с силой захлопнул дверцу кабины. Бросилась к машине Тоня, но шофер уже дал газ, и облако пыли, будто маленький смерч, закружилось позади машины…
Ошеломленная и растерянная, Тоня долго смотрела вслед уходящей машине, позабыв запомнить ее номер. Как она потом ругала себя за это!
Майор Загоруйко быстрыми шагами вошел в кабинет полковника Прудько с расшифрованной телеграммой в руках.