— Может, тебе самому-то, Сергей Яковлевич, лучше бы не спускаться? — спросил Шаров, обвязывая Булатова веревкой.
— Полезу.
— Ну, гляди, чтобы через час была вода, — сказал Шаров.
— Будет!
Булатов пятый год служил в этих краях на границе, но до сих пор не мог привыкнуть к здешнему климату и мучительно переносил тропическую жару кара-кумского лета. Не раз во время переходов по пустыне он принимал решение обратиться к командованию с просьбой перевести его куда-нибудь в более прохладное место: на Кольский полуостров, в Карелию, на Чукотку — куда угодно, только бы там не было этой палящей жары! Но стоило ему отдохнуть, отмыть пыль, напиться горячего, утоляющего жажду чаю, как недавнее решение казалось проявлением душевной слабости и ему становилось стыдно перед самим собой: если все станут жаловаться на жару и добиваться перевода в другое место, то кто же будет служить в Кара-Кумах? Ведь не одному ему здесь тяжело. И Шарову тоже не сладко, его чуть не каждый год треплет лихорадка, а терпит!
— Я никуда не уеду, пока здесь будет хоть один басмач, — говорил Сергей командиру.
В ту пору, в начале тридцатых годов, положение на границах среднеазиатских советских республик было тревожное. Сотни басмаческих банд, создаваемых агентами английской разведки с помощью феодалов и купцов, сторонников бывшего эмира Бухарского, которых революция лишила богатств, чуть ли не каждый день нарушали советскую границу, прорывались в тыл, совершали набеги на мирные кишлаки, грабили и сжигали их; убивали советских активистов, угоняли скот в Персию и Афганистан.
И где бы ни появлялись басмачи — на плоскогорьях ли Памира, среди хребтов Тянь-Шаня или в отрогах пустынного Копет-Дага, в жарких прикаспийских и приаральских степях или в оазисах великой Кара-Кумской пустыни; где бы они ни поили своих коней — в холодном горном потоке или в широкой Аму-Дарье, в мутном Мургабе или в стремительном Чирчике, — всегда следы их вели за Пяндж и Кушку, за Атрек и Сумбар — в Персию и Афганистан. Там басмачи получали новенькие английские карабины и офицеры в белых пробковых шлемах учили бандитов, как нужно обращаться с автоматическими пистолетами и пулеметами, изготовленными заводами Виккерса и Армстронга. В лондонских и нью-йоркских банках и торговых конторах хорошо знали цену туркестанского хлопка…
Булатову были известны все подробности кровавых злодеяний басмаческих банд Ибрагим-бека, Джунаид-хана и прочих курбаши; он своими глазами видел и пылающие кишлаки, и изуродованные трупы дехкан…
Перед тем как пуститься в погоню за басмачами Ахмат-Мурды, Шаров сказал секретарю партбюро:
— Скоро, значит, мы распрощаемся с тобой. Идем громить последнюю басмаческую банду. Историю идем делать…
И вот как обернулась эта история! Вместо того чтобы настигнуть банду Ахмат-Мурды, они сами оказались на краю гибели.
Отряд выступил из оазиса с рассветом. Следом за отрядом шел караван с десятисуточным запасом воды и фуража.
Телеграфный приказ из Ашхабада гласил:
«…Выступить, настигнуть банду Ахмат-Мурды и уничтожить».
Известие о том, что Ахмат-Мурда снова перешел через границу, было получено пять дней назад, 9 мая 1933 года, но до сей поры пограничникам не удавалось напасть на его след. Обнаружил банду добровольческий отряд Касыма Джураева. Джураев сообщил об этом по радио, приблизительно указав свое местонахождение — километров в двухстах к северо-востоку от оазиса. У Ахмат-Мурды было четыреста сабель, у Джураева — всего пятьдесят человек, и он не ввязывался в бой, а, скрываясь в песках, не выпускал банду из виду.
Ахмат-Мурда шел к югу. Он намеревался бежать за кордон с награбленным добром, и поэтому пограничникам следовало спешить.
Пустыня началась сразу за последними домами оазиса.
«Су-ал!»[1] — машинально прочитал Булатов давно знакомую предостерегающую надпись на прибитой к придорожному столбу дощечке.
Ах, если бы сейчас отхлебнуть один, только один глоток воды!..
ebooksa