— На рождество сорок два стукнуло.
— Мой ровесник! А я не об остатке жизни думаю, а о второй ее половине. И тебе надо, Алексей, подумать. В тюрьму никто тебя не отправит. Об этом не думай. Налей-ка мне чайку.
— Подогреть надо, остыл, однако.
Мы пили чай, ели, разговаривали, вспоминали всякие случаи из жизни. Теперь рассказывал больше отец.
Так прошло два дня, и пурга совсем стихла. Отец подробно расспросил Абакумова, как он выращивает свой огород и можно ли его увеличить, чтобы хватило овощей для нашей станции.
— На год хватит! — уверил повеселевший Абакумов. Между прочим, отец спросил:
— А не пустил ли ты здесь корней, Абакумов?
— Здесь хорошо! Полюбились мне эти места. Или старость подходит?..
— Старость лет через тридцать подойдет. Теперь только и начнется твоя новая жизнь, Алексей. Но за нее еще придется побороться.
Абакумов напряженно посмотрел на отца, но тот уже заговорил о другом.
Как только стихла пурга, отец попросил Абакумова свезти на полярную станцию письмо. Теперь там уже хватились нас и тревожились. Начнутся поиски, чреватые новыми несчастными случаями. К тому же отец очень беспокоился за Ермака.
Абакумов охотно согласился и стал собираться в путь. Но не успел он одеться, случилось неожиданное.
Кто-то подъехал верхом на лошади. Я хотел выскочить навстречу, потому что узнал через окно Кэулькута, но отец велел мне спрятаться на печку и сам укрылся одеялом с головой.
Кэулькут вошел без стука, заиндевевший с мороза, нагруженный кладью, как дед-мороз. Смущенный хозяин принял у него мешок и помог ему раздеться. И тогда Кэулькут увидел отца с выдвинутой вперед челюстью и буквально обмер. В жизни не видел, чтобы человек так смутился. Он готов был сквозь землю провалиться.
— Здравствуй, Кэулькут! — сказал отец, будто ничего не случилось. (Челюсть стала на место.) — Нашелся ли Ермак?
— Однако, нашелся. Сам явился на вертолете. Пургу пережидал в фактории. Пропеллер чинил — обледенел сильно, поломался. Теперь тебя ищет.
— Ты тоже меня искал?
— Да, искал тебя! — обрадовался подсказке Кэулькут.
— Спасибо за поиски. А в мешке что?
— Так… всякие вещи…