Словно почувствовав на себе взгляд, Леонид полуобернулся к Андронову и мечтательно протянул:
— Жизнь в городе вольготная!
— Это как смотреть… — Андронову вспомнились слова учительницы Леонида: “Но любви к знаниям, к труду у него не было. И нет”, — и спросил: — Вы любили отца?
— Гм… Люби не люби… Куда денешься — отец.
— Вы когда вернулись в Спас после охоты здесь? — спросил Андронов.
— Десятого.
— Ваш отец, говорят, скопидомок был…
— Как гроши наживаются — я знаю. Теперь тратить поучусь… — Леонид поднялся и пошел вдоль берега озера. Ветер дул ему в спину и уродливо косматил волосы на голове.
До слуха Андронова доносилось быстрое и злое хлюпанье маленьких, торопливых волн.
Участковый вскочил на ноги так быстро, что Кузьма не успел отстраниться, и оперенье стрелы мазнуло его по щеке. Й, пожалуй, именно это прикосновение убедило его, что виденное — не сон. Самсон Иванович выдернул стрелу из предплечья, охнул и присел от боли.
— Достань бинт, Кузьма, — бросил он Свечину. — В котомке, в кармашке.
Кузьма подивился его ровному голосу, умению владеть собой. Пока Свечин непослушными пальцами рылся в рюкзаке, Самсон Иванович положил стрелу па землю и, зажав рану левой рукой, шагнул в кусты, откуда несколько мгновений назад раздался щелчок. Разрывая вощенку, в которую был обернут перевязочный пакет, Кузьма шагнул за участковым и остановился, увидев в кустах нечто похожее на средневековый арбалет.
— Что за черт… — проговорил Самсон Иванович. Он был бледен, посеревшие губы нервно кривились.
— Кто?! — спросил Кузьма, помогая снять китель и заворачивая рукав рубахи участкового. — Кто это сделал?
— Значит, точно вышли на след. Подожди… Что за черт… Самсон Иванович рванулся было в кусты, но Свечин удержал его:
— Дайте перевязать. Дело паршивое… Стрела. Наконечник наверняка ржавый. Вертолет срочно вызывать нужно.
— Места мы не нашли, где корень выкопан.
— Самсон Иванович…
— А вот ты ушел бы? А, Кузьма?
— Ржавый, старый наконечник. Заражение крови может быть.