— Ефим, — неожиданно обратился к лесничему Андронов, — вы тогда, ну, когда Леонид в первый раз приезжал, с таксаторами виделись? Застали их?
— Не… Понапрасну ходил. Не застал их на таборе, на стоянке, значит. Ушли.
— Это какой же вы крюк сделали?
— Почитай, до Радужного добрался, — вроде простодушно ответил лесничий.
“Простодушно ли… — подумал Андронов. — Ведь кто-то помогал Дзюбе сбывать “левые” корни…” И спросил: — В город часто ездите?
— Бывает. А осенью так обязательно.
“Как охотно Утробин идет навстречу расспросам, — размышлял Виктор Федорович. — Лесничий мог быть у Радужного. И именно у него в доме пропала склянка с ядом — соком веха. Нет у Утробина и алиби. С таксаторами он не виделся. Или таксаторы — просто отговорка? Но алиби нет и у Леонида. Он охотился на кордоне, когда Утробин уходил, и никто не знает, действительно ли он оставался здесь. Да еще какой-то продавец из леспромхозовского магазина…”
Леонид и лесничий вышли из дома: Утробин попросил молодого Дзюбу помочь ему сменить столбы в изгороди.
— Давно у вас Петра Тарасовича не было? — обратился Андронов к жене лесничего.
— Какой еще Петро Тарасович? — удивилась та.
— Да Дзюба, отец Леонида.
— Не бывал… Видно, не любитель ходить по перу… Ведь тут у нас серьезного зверя нет. Это выше Радужного. Там по-настоящему охотятся. Тут — так, балуются.
— Когда вы спохватились, что пропала склянка? — как будто между прочим спросил Виктор Федорович. — Ведь если не по ошибке, а сознательно кто-то взял бутылку с соком веха…
Утробина посмотрела на Андронова широко открытыми глазами, потом склонила голову набок, словно хотела проверить: не ослышалась ли?
— Да вы знаете, товарищ инспектор, что может случиться?
— Я-то знаю… А вам такая мысль не приходила?
— Н-нет… Кто же на такое решится? Может, я по забывчивости бутылочку на чердак или в чулан убрала? Дом переверну, а найду. Ведь я и сама могу ошибиться. Мой-то все перченое-переперченое да маринованное любит…
— А тот продавец из леспромхоза…
— Кочетов-то?
— Его фамилия Кочетов?