— Большая метла нужна. Надо ее по прутику собирать да туже связывать. Позавчера, когда племянник воду привозил, то сказывал, что на Сучане шахтеры все в тайгу ушли, в партизаны. Так бы весь народ поднялся, и куда бы те японцы и англичане делись!
— Поднимутся, и из России тоже придут на помощь!
— Когда? На словах все хорошо, как в сказке. По тому, как все складывается, дело годами пахнет, а мой срок маленький. Неужели так и помру и ничего не увижу?
— Увидишь, дед, поверь мне, увидишь!
Старик покосился на Никитина, который уже снова стоял на барже и отдавал какие-то распоряжения матросу Селезневу.
— Есть, гражданин капитан-лейтенант! — весело ответил Селезнев.
Старик повторил:
— “Гражданин”! Ишь ты, уже не “ваше благородие”, а “гражданин”. У нас еще здесь “благородят”. — Он спросил еще, понизив голос: — Ты скажи мне, а вы не того… не из тех, не из красных, случаем?
— У красных все товарищи — и командиры, и матросы.
— Так, так, слыхал. Значить, не красные? — В голосе старика слышалось явное разочарование.
Вернулись с берега Громов с Трушиным и с ними человек без фуражки, в солдатской шинели, накинутой на плечи; он прихрамывал.
Перейдя на баржу по утлым сходням, он скинул шинель и оказался в матросской форме.
Громов докладывал старшему офицеру, поводя головой в сторону “гостя”:
— …Матрос из экипажа. Его ищет контрразведка. Если найдет — расстреляет. Расстрелы здесь каждую ночь.
— Большевик?
— Наш…
— Фамилия?
— Он сейчас под другой фамилией. Скрывается. За парня могу ручаться.
— Не Ведеркин?
— Возможно, и он.