— Ты когда-нибудь бывал в Нью-Йорке?
— Всегда мечтал… Никогда не бывал.
— Всегда мечтал, никогда не бывал. — Боб медленно кивнул. — Так и они. Слышал: Париж. Рим. Лондон. Или этот, последний: Ксанадупур. Ах, Уилли, да мы тут напали на такое. Удивительное, большое. Боюсь, мы только все испортим.
— Постой, но ведь мы же никому не отказываем, верно?
— Почем ты знаешь? Может быть, четвертак кому-то и не по карману. Неверно это, чтобы с искусственными правилами подходить к естественному. Погляди и скажи, что я не прав.
Уильям поглядел.
Теперь город был похож на тот самый, первый в его жизни город, увиденный им, когда однажды поутру мать повезла его с собой на поезде. Они ехали по зеленому степному ковру, и вот впереди крыша за крышей, башня за башней, над краем земли стал подниматься город, испытующе смотревший на него, следивший за тем, как он подъезжает все ближе. Город — такой невиданный, такой новый и в то же время старый, такой устрашающий и чудесный…
— По-моему, — сказал Боб, — оставим себе ровно столько, сколько нужно, чтобы купить бензину на неделю, а остальные деньги положим в первую же церковную кружку. Этот мираж, он как чистый, прозрачный родник, к которому припадают измученные жаждой. Умный человек зачерпнет стакан, освежится глотком и поедет дальше. А если мы останемся и примемся сооружать плотины, замыслим все присвоить…
Уильям, глядя вдаль сквозь шелестящие вихри пыли, попытался смириться, согласиться:
— Раз ты так говоришь…
— Не я. Весь здешний край говорит.
— А вот я скажу другое!
Они подскочили и обернулись.
На косогоре над дорогой стоял мотоцикл. В радужных пятнах бензина, в огромных очках, с коркой грязи на щетинистых щеках, верхом на мотоцикле сидел человек, источая столь знакомую заносчивость и высокомерие.
— Нед Хоппер!
Нед Хоппер улыбнулся своей самой ядовито-благожелательной улыбкой, отпустил тормоза и съехал вниз, к своим старым друзьям.
— Ты… — произнес Боб.
— Я! Я! Я! — громко смеялся, запрокинув голову, Нед Хоппер и трижды стукнул по кнопке сигнала. — Я!
— Тихо! — вскричал Боб. — Разобьешь, это же как зеркало.
— Что как зеркало?