Факир

– Кайяль – рыба, водящаяся почти вдоль всего Ма- лабарского побережья и в водах Цейлона. Когда вы увидите изображение богини, вы поймете, почему ее так прозвали. Представьте…

Девадаси не окончила. Она задрожала: настолько изображение, которое она собиралась описать, вселило страх в нее.

– Ну, а раз мы знаем пропуск, – настаивал Пензоне, – то что нам мешает войти?

– Все-таки будет лучше пройти вам через потайную дверь, ведущую в святилище, от которой у меня есть ключ. Она находится на задней стороне храма, в десяти минутах пути.

– Вы правы, – сказал Пензоне.

И по указанию Ситы, он направил зебу в чащу. Через десять минут девадаси снова велела остановиться.

– Мы приехали, – сказала она. Пойдемте же.

Все вышли из palki-ghari. Пензоне позаботился привязать животных к толстому дереву, чтобы сразу отыскать их в случае необходимости.-Вход здесь, – проговорила Сита, указывая своим спутникам на маленькую дверь, ведущую в проход, выложенный камнем. Таким образом через этот подземный ход храм сообщался с лесом.

Этот ход, весь покрытый в своем начале землею и листвой, мог легко сойти за незначительную возвышенность. Дверь, указанная Ситой, была почти совершенно скрыта роскошной растительностью, так что нужно было быть посвященным во все тайники храма, чтобы заметить этот замаскированный ход.

– Вы отворите дверь этим ключом, объяснила девадаси, протягивая молодому человеку небольшой металлический ключ, вынутый ею из-за пояса. – Затем вступите в галерею, которая приведет вас в святилище. Там вы будете в безопасности, по крайней мере некоторое время, потому что святилище отделено от храма завесою, которую только я одна, по нашим обрядам, имею право поднять. Я вас буду ждать здесь. Ступайте, и пусть боги покровительствуют вам.

Пензоне взял ключ, который протягивала ему молодая девушка.

– Спасибо за ключ, – сказал он, – но прежде чем я им воспользуюсь, я хотел бы попросить у вас еще кое-что. Выслушайте меня, Сита, и вы также, Дебора. Мы сейчас будем актерами тяжелой драмы, или смешного фарса. Завеса в храме еще не поднята. Приступим же, в ожидании этого, к генеральной репетиции.

VI

Мертвец.

Растянувшись во всю длину своего худого тела на сухой траве, скрывавшей его с головой, пария-скоморох провел весь день в джунглях, где он спрятался.

Ничего не подозревая о только что разыгравшихся событиях, которые, быть может, весьма близко касались его, он терпеливо ожидал, когда спустятся на землю ночные тени, чтобы выйти из своего убежища.

Не подавая ни малейшего признака жизни, подперев продбородок ладонями рук, упиравшихся в землю, устремив взор в пространство, он мечтал.

Божественное вдохновение, которое он умел вызвать на своем лице, находясь среди толпы подобных ему нищих, и которое так гармонировало с лохмотьями гуссаина – теперь исчезло. На его лбу легли глубокие складки; глаза горели; крепко стиснутые губы указывали на сильное волнение, происходившее в нем.

О чем же мог мечтать пария? Что за личность скрывалась под этой маской голодного нищего? Читатели, как я полагаю, без труда догадываются, что это был факир Сукрийяна.

Опять он, и при том, снова живой после того, что с ним произошло!

Когда Пензоне выбросил его из шлюпки в море, Сукрийяна, менее всего ожидавший такого стремительного нападения, стал погружаться в волны. Стесненный узкой одеждой клерика, он успел-таки хлебнуть соленой воды. Однако, его необыкновенное хладнокровие не замедлило прийти к нему на помощь и он, вынырнув на поверхность, держа голову над водой, принялся сильно и мерно рассекать волны.