Тут, видимо, было отверстие, сквозь которое он и свалился в подвал. Но отверстие это перегородила широкая каменная плита. Он был бы засыпан и убит кирпичами и известкой, если бы эта плита не легла поперек отверстия.
Павлик уперся в плиту руками, но она не шевельнулась.
– Нет, здесь выйти нельзя, – услышал он сзади и обернулся.
При слабом свете, падавшем через щелку, Павлик разглядел что-то белое. Это была девочка, с головы до ног закутанная в большой белый шерстяной платок. Лицо ее было почти все скрыто платком, только два глаза блестели.
– А где можно? – спросил Павлик.
– Нигде нельзя, – ответила она сквозь платок. – Раньше и этой щели не было.
– А ты давно здесь?
Она подумала.
– Со вчерашнего дня… Не знаю…
– Одна?
– Одна. Теперь будем вдвоем. Ты сильно ушибся?
– Ты здесь и спала? – спросил Павлик, не отвечая на ее вопрос.
– Нет, я спала там, – сказала она и, выпростав из-под платка руку, махнула куда-то в сторону, в темноту. – Там много места. Бомбоубежище. Там было тепло. Там и теперь еще тепло.
– Как же ты…
– А ничего. Хорошо. Тут хорошо. Хочешь изюму? – Она пошарила у себя под платком, быстро протянула руку и насыпала Павлику в ладонь изюму – липкого и теплого. – Тут этого много. Сколько хочешь. И сухари есть. Сколько хочешь. Я тебе покажу.
Они ели изюм и смотрели друг на друга.
– Как тебя зовут? – спросил Павлик.
– Эрна.
– Ты не русская?
– Нет, русская.