Тревожная служба ,

К счастью, у кого-то оказался индивидуальный перевязочный пакет, и мне быстро оказали первую помощь.

А товарищи аккуратно выпилили из ствола, который я так талантливо пытался обработать, доску с пометкой от удара топором и прибили ее в бараке над окном кухни...»

Христиан Пех

ВРЕМЯ СБОРА ВИШНИ

Цайлерт ладонью вытер пот со лба. Цепочка молодых парней тянулась вверх по лестнице на самый последний этаж. Цайлерту хотелось опереться о перила лестницы, но люди в форменной одежде, сновавшие вниз и вверх, могли бы упрекнуть его за это.

Конечно, упрекнул бы не каждый. Например, вон тот богатырь сам иногда устало прислонялся к перилам и задумчиво смотрел на стертые ступени лестницы. Или вон тот парень с физиономией киногероя, губы которого то и дело шевелились, будто он распевал про себя душещипательный романс.

Внимание Цайлерта привлек еще один военнослужащий с широкой повязкой на голове. Лицо этого парня казалось усталым. «Этот, наверное, будет покрикивать, попади я под его начало», — предположил Цайлерт и представил себе парня с забинтованной головой этаким ухарем. Цайлерт даже подумал, что тот, наверное, получил ранение в пьяной драке. «А ну-ка, сними повязку, — злорадно ухмыльнулся про себя Цайлерт, — и покажи нам, какой шрам оставила пивная бутылка, стукнувшая по твоей пьяной голове. — Но тут же оборвал себя: — Что за глупость! Я слишком далеко зашел... Никто, конечно, не сделал бы мне замечания, если б я оперся на перила». Но он ни в коем случае не хотел, чтобы его в чем-то упрекнули. Как говаривал его отец: «Достаточно лишь раз упасть в глазах общества, чтобы потом всегда иметь неприятности!» Впрочем, уже не было необходимости опираться на перила: он очутился на верхнем этаже.

— Теперь вы солдат, — произнес кто-то.

— Да, — ответил Цайлерт.

Военнослужащий с перевязанной головой заметил:

— Нужно отвечать «Так точно, товарищ унтер-офицер».

Цайлерт хотел сострить по этому поводу, но лишь молча кивнул: ведь он находился на службе.

На Цайлерта градом посыпались предметы снаряжения, некоторые из них оказались неимоверно тяжелыми. Тут же ему протянули список, вернее, не список, а целую книгу, где ему предстояло расписаться. Он в спешке нацарапал в многочисленных графах корявую букву «Ц» с причудливо изогнутым росчерком.

Теперь перед ним встала проблема транспортировки всего полученного имущества. Цайлерт, недолго думая, надел на себя все, что можно было надеть, натянул шинель, на ремень нацепил самые разные предметы, которые бог знает как назывались и для чего предназначались, и туго подпоясался. Остаток снаряжения — все, что не уместилось на нем, — пришлось взять в обе руки. Этот маскарад развеселил Цайлерта, и он улыбнулся.

Громко топая, он сбежал вниз но лестнице и с облегчением заметил, что очередь исчезла. Он вытер пот со лба и успокоился. На втором этаже «крепости» (так называли казарму унтер-офицеры) Цайлерт пересек длинный вестибюль, вошел в спальное помещение и бросил весь свой груз в угловой узкий шкаф. Затем сел на койку, под которой стоял его чемодан. Когда с верхнего этажа вернулись все обитатели этой комнаты, Цайлерт крикнул, четко разделяя слога, как будто выступал на митинге:

— Това-ри-щи! — И привлек к себе внимание, — Итак, товарищи солдаты!.. — Цайлерт сделал паузу и продолжал: — Впрочем, мы еще не познакомились друг с другом. Меня зовут Вернер Цайлерт. Обидных прозвищ и ласкательных имен не имею, но это ничего не значит: вы можете исправить это упущение.

Солдаты заулыбались и назвали свои фамилии.

— Вот и представились друг другу, — сказал кто-то.

И все же, хотя парни и развеселились немного, настроение у них вовсе не было праздничным от того, что они перешагнули порог казармы.

Потом слово взял маленький слесарь-инструментальщик. У него была на редкость странная фамилия. Услышав ее, многие прыскали в кулак. Да, далеко не каждый мог похвастаться фамилией Хюндхен[9]. Однако Хюндхен, видимо, умел произвести впечатление на публику.