Чекист

От этой приветливости ему стало больно. Раньше, носясь по дому, она никогда не замечала его прихода, не говорила ему ни слова, только шумнее хлопотала, громче пела. И он чувствовал, что ни на секунду не порывается между ними связь. Бегала ли она за стеной, пока он сидел у Тимоши в его закутке, стучала ли скалкой в кухне, ему казалось, что она разговаривает с ним. А сейчас... Так приветливо и так далеко...

Митя вошел в дом. Тимоша спал на кровати, не раздевшись. Он только что пришел с работы и, видно, очень устал. Темные волосы разметались на ситцевой подушке. Губы по-детски раскрылись. Он похрапывал. Отца не было дома.

Мите не хотелось его будить, и он присел на табурет.

Близился вечер. От выгона, от заливного луга надвигалось многоголосое мычание и блеяние идущего стада, и навстречу ему затараторили калитки у домов; с другой стороны, от Радицких кабаков, уже доносились выкрики и нестройное пение подгулявших рабочих; а завод по-прежнему, с металлическим клекотом, с присвистом тяжело и шумно дышал. Все это смешивалось в знакомую с детства музыку и казалось вечным.

Вдруг все звуки ушли куда-то вдаль: их заглушили еле слышные сдавленные вздохи и всхлипывания за перегородкой. Митя так и замер, не дыша. Потом вскочил и бросился в ее комнату.

Тая отвернулась от окна. В темных синих глазах дрожащие слезы. Губы прыгают от усилия сдержать плач. И трогательны беспомощно опущенные руки.

Как тянуло его подойти, обнять, приласкать, утешить. Но он грубо сказал:

— Ну вот! Водичка!..

Слезы у нее мгновенно высохли, глаза зло сверкнули. Она передернула худыми плечиками.

— Вас тут недоставало!

Чувствуя, что делает непоправимую глупость и не в силах остановиться, Митя сказал вызывающе:

— Конечно, тут нет московских господ ручки целовать...

Она взглянула с ненавистью.

— Мальчишка!

Мальчишка! Это ударило его так, что зашумело в голове. Он повернулся и вышел.

Тимоша по-прежнему лежал на постели, но глаза его были открыты. Очень громко и очень весело Митя воскликнул:

— Все дрыхнешь, Тимофей!

Тимоша серьезно посмотрел на него.

— Плюнь ты на нее, Митя. Не обижайся.

— Ну, я пошел, отдыхай, — с озабоченным видом кивнул Митя. Он ушел, твердо решив никогда в жизни не возвращаться в этот дом.