Миллионы Марко Поло

А. Д.

А. Д. был Антонио Донати, астрологе Валкениерстрат. На письме стоял почтовый штемпель Венеции.

А что в этот день прочитал доктор на страницах Марко Поло?

У народов Кинсаи есть обычай: при рождении ребенка родители тотчас записывают день, час и минуту его появления на свет. Когда мальчик, став мужчиной, намеревается заключить какую-нибудь сделку или отправиться в путешествие, он вопрошает астролога, и тот, взвесив все обстоятельства, произносит некие пророческие слова — местные жители, видя, что эти слова порой и в самом деле подтверждаются, относятся к ним с большим доверием. Множество упомянутых астрологов можно встретить на каждой рыночной площади.

Стало быть, в настоящую минуту подобный астролог обнаружился на площади Святого Марка! Так ли уж изменился мир со времен Марко Поло?

И все же что означали слова, второпях написанные на полях в прологе к немецкому изданию Марко Поло?

Глава седьмая

Сатурн входит в знак Рыб

Наутро, едва открылась библиотека, доктор уже был там. Он заказал книги, которые читал накануне, но получив их, даже не открыл. Он взвесил их на руке, как взвешивают игральные кости перед новым броском, на который уже не надеются. Да и в самом деле, что можно было обнаружить в этих пяти изданиях Марко Поло такого, чего доктор не обнаружил накануне? Он был слишком проницателен и методичен, чтобы что-нибудь упустить. Снова пускаться на охоту по следу, который другой читатель оставил на этих страницах, было пустой затеей, доктор знал это заранее. Но что же тогда делать?

Циммертюр увидел, как по залу, направляясь в свой кабинет, прошел мсье Альберле. «По правде сказать, — подумал доктор, — ему следовало бы сидеть и работать в винном погребе, а не в библиотеке. Может, стоит побеспокоить его еще раз? Вдруг за ночь ему вспомнилась какая-нибудь новая подробность…»

Но доктор отбросил эту мысль. Вдохновение, осенявшее по ночам мсье Альберле, касалось прославления эльзасских вин — и только. Он рассказал то, что знал: граф Пассано день за днем занимался исключительно Марко Поло и… Ба! Как доктор не подумал об этом раньше?

Изучение Марко Поло могло ведь включать также изучение литературы о нем. Вдруг в библиотеке имеется какой-нибудь редкий или необычный комментарий! «Я как курица слепо уставился в меловую черту», — подумал доктор и устремился к большому каталогу, чтобы, полистав его, проверить свое предположение.

По пути к цели доктор заметил синьора делла Кроче, снова увлеченного разговором с главным библиотекарем, хотя разговор этот с таким же успехом можно было назвать рукопашной. Руки обоих собеседников поднимались и опускались в такт, словно поршни, синьор делла Кроче при этом явно в чем-то убеждал библиотекаря, а тот ему в чем-то отказывал. Кисти рук обоих собеседников двигались в бешеном темпе, итальянец жестом устранял препятствия, француз жестом возводил все новые. При этом брови обоих, казалось, навсегда покинули место, определенное им природой на лице человека. Доктор, в котором чувство юмора пересиливало учтивость, захихикал. И тут же виновато спрятал голову в каталог, как страус прячет свою в песок. Но когда он решился бросить взгляд поверх книги, он встретил взгляд итальянца, в упор устремленный на него с загадочным выражением. Немного погодя итальянец исчез. Как видно, смех доктора подействовал на него, словно холодный душ.

Но вскоре и самого доктора обдало холодным душем. Перечень литературы, которая прямо или косвенно касалась Марко Поло, занимал в каталоге пять страниц! «История Венеции», написанная графом Дарю, «Частная жизнь венецианцев» Мольменти, «Венеция к началу XIII века» Чекетти, «Венеция, благородный и удивительный город» Сансовино. Санудо — «Жизнь дожей». Росси — «Одежда венецианцев». Чекетти — «Врачебное искусство в Венеции». Латтес — «История венецианских банков». И так далее и тому подобное вплоть до книги Нери «Знаменитые венецианские куртизанки и их история».

Доктор взъерошил редкие волосы. Если он не собирается потратить год на свои изыскания — а такого намерения у него не было, — стало быть, нужно сделать быстрый выбор наугад. Он так и поступил, и времени до ланча ему с лихвой хватило, чтобы убедиться: три выбранных тома ничего ему не дали. Слова, слова, слова, а нового ничего! Известные факты в новых сочетаниях, и только! И нигде никакого следа карандаша: ни подчеркиваний, ни восклицательных знаков — ничего, указывающего на то, что тот, другой, прошел раньше доктора по этим буквенным пустыням. Что делать? Неужели бросить всю затею?

Доктор увлажнил свой ланч бутылкой Гоксвиллера, вина, любимого графом Пассано и воспетого мсье Альберле, и, как знать, может быть, над вином витал дух предшественника доктора. Потому что время после ланча стало свидетелем его победы, и победой этой он обязан был внезапному озарению, которое вполне можно было приписать вину, а не чему-нибудь другому.

Когда доктор возвратил библиотекарю взятые им три тома и снова начал просматривать страницы каталога, его взгляд неожиданно упал на имя — Рустичано. Доктор задумался. Где он видел это имя? И вдруг его осенило — он разом вспомнил и где он его видел, и кто такой был Рустичано. Имя это упоминалось в прологе к «Путешествиям», и человек, его носивший, делил с Марко Поло камеру в генуэзской тюрьме. Именно Рустичано под диктовку мессера Марко записал всю историю его путешествий — он оказался первым в мире секретарем, чье имя было названо! Но в каталоге он был представлен другой работой.

В каталоге стояло: «Fatti memorabili della vita di Messer Rusticiano, gentiluomo pisano» («Достопамятные события из жизни пизанского дворянина мессере Рустичано»). И отсылка: см. «Указатель рукописей, пергаментов и палимпсестов», М33 в разделе 9b28.

Это означало, что труд мессера Рустичано представляет собой не книгу, а рукопись. Но что еще это означало?

Вспышка магния с шипением ослепила мозг доктора — так ему по крайней мере показалось.

Дело в том, что те строки в прологе, где упоминалось имя старого пизанца, были теми самыми строками, которые в издании Бюрка дважды подчеркнула неизвестная рука — его рука! А на полях торопливое, взволнованное перо нацарапало: «Там! Конечно, там! Терпение! Я…» Больше в книге не осталось никаких следов того, что ее хотя бы читали! А из этого можно было заключить, что ее поспешно захлопнули, как если бы читавший книгу человек бросился изучать другой, обещающий более интересные сведения текст!