— Ты что, наблюдала за ним?
— Да нет… Фильм по телеку закончился, я вышла на балкон перед сном, смотрю — свет в сарае горит. А через несколько минут из него вышел Георгий Николаевич. За спиной у него был рюкзак.
— Он сейчас дома?
— Утром был. Ходил за молоком, нам две бутылки принес, он всегда и для нас молоко покупает. Наверное, дома. Он хороший человек, — покраснев, сказала Мадина.
Борис задумался. Ему вспомнилось, как он сказал Зарову при последней беседе:
— Смотрительница музея в городе Д. поведала мне, что Луцас интересовался вами.
Заров на какой-то миг втянул голову в плечи, тут же распрямился и горделиво сказал:
— Ничего странного, мною многие интересовались. Не зря портрет в музее находится. Тем более, что Луцас художником был. Может, он возжелал, чтобы я ему позировал?
— Откуда вам известно, что он занимался рисованием?
Заров сложил брови «домиком», с иронией в голосе ответил:
— Так вы же сами мне сказали, батенька!
Как же тогда Борис не насторожился! Ведь Заров допустил прокол: Туриев никогда не говорил ему, что Луцас — художник. Вот оно, одно из недостающих звеньев в построении версии.
Борис обратился к Мадине:
— Ты сегодня в ночную смену идешь?
— Да.
— У меня к тебе просьба: надо одного нашего товарища каким-то образом поместить в сарае.
— Наблюдать за Георгием Николаевичем? — серьезным тоном спросила Мадина.
— Но как это сделать, чтобы Заров ничего не заподозрил?
— Очень даже просто, — оживилась Мадина, — пусть ваш товарищ вроде как приедет к нам из села — наш родственник. Хорошо бы на мотоцикле.
— Почему на мотоцикле? — Туриев улыбнулся.