— Вот что… Подождем возвращения Васина. И еще… Свяжусь с отделениями милиции соседней республики, пусть установят контроль над тропами на плато с юга.
— Там десятки троп…
— Подождем дня два: если никаких результатов не получим, — поднимешься на Скалистое плато, конечно, будем тебя страховать. Можно допустить, что Заров за многие годы так изучил все подходы к нему, что тягаться с ним нам не с руки.
— Логично.
— Я — в телетайпную. — Вермишев грузно поднялся со стула.
Борис и Елена, оставшись вдвоем, молчали. В Борисе росло глухое раздражение. Елена нерешительно дотронулась до его руки. Он не отдернул ее, но сделал такое движение, словно по его телу прошел озноб. Елена подошла к нему со спины, обхватила сзади за плечи, прошептала:
— Я все время думаю о тебе… Ты очень устал — по тебе видно.
Борис снял ее руки с плеч, вместе со стулом повернулся к ней лицом, горячо проговорил:
— Разве можно так поступать с человеком, который тебя любит?
Дроздова, широко раскрыв глаза, взяла его лицо в свои ладони.
— Я люблю тебя! — повторил он, — и требую, чтобы ты это осознала!
— Мне так хотелось услышать от тебя это слово: люблю…
Елена вдруг звонко рассмеялась.
— Вот уж никогда не думала, что признание в любви может состояться в кабинете про-ку-ро-ра! И что дальше?
— Сегодня же напишем заявление в ЗАГС. Согласна?
— Разве ты до сих пор не понял, что я давно согласна. Товарищ Туриев! Лично я поняла, когда сдала номер в гостинице и пришла к вам.
— Но тебе понравилась моя мама.
— Не спорю. Она родила такого сына, как ты.
Дверь в кабинет с треском распахнулась, Вермишев стремительно, что было несвойственно ему, подошел к столу, посмотрел на Бориса, помотал головой, словно отряхивая поразившее его видение, и сказал:
— Что случилось, Туриев? У тебя глупейшее лицо.