Загадка Скалистого плато

— Если в ваш дом забрались воры, унесли самое ценное, как бы вы реагировали?

— Вопрос с воспитательной целью, — усмехнулся Линский, — проводите аналогию: государство — наш общий дом, из него тянуть для личного обогащения безнравственно и тэ дэ, и тэ пэ. Однако есть преценденты, молодой человек, даже из истории этих краев. Хотите пример? Опять же из прессы. Так вот, вы, конечно, знаете о таком феномене, каким является Кобанская культура. Вас не удивляет то, что я говорю о ней? Пришлось, молодой человек, многое прочитать об истории тех мест, где волею судьбы я сейчас обитаю. Так вот, Кобанская культура… Она по своему уровню не уступает прославленной центрально-европейской культуре Гальштатта, как утверждает в своей книге профессор Кузнецов.

У меня неплохая память, я могу процитировать наизусть, может быть, с некоторыми отклонениями, отрывок из труда профессора Кудрявцева. Наберитесь терпения и послушайте: «Внимание ученых к древностям Кобана не ускользнуло от предприимчивого и алчного Хабоша Канукова…» Местного помещика-алдара, — пояснил Линский и продолжил: — «Во время пребывания там очередной экспедиции он выгодно сбыл немецкому профессору Вирхову коллекцию накопившихся у него древностей. Видимо, именно эта сделка дала толчок всей последующей бурной деятельности Канукова — пользуясь своими правами частной собственности на землю, он перекопал погребальное поле Кобана, расхитив свыше 600 могил. Замечательные бронзы из рук Канукова попали в Сен-Жерменский музей древностей в Париже, в музеи Лиона, Вены, Берлина, обогатив кобанского алдара.

Вред, нанесенный Кануковым отечественной науке, не поддается учету», — Линский победоносно посмотрел на Туриева: — Каково? Только, ради господа, не подумайте, что я этот отрывок выучил наизусть в ожидании встречи с вами. Когда готовишься обнаружить нечто бесценное в пещерах Скалистого плато, невольно знакомишься с литературой о родном крае… Годы миновали с тех пор, как я пошел за Заровым, годы… Но вы не представляете, как мне хорошо здесь жилось! Все, что находится в царских военных складах, — к моим услугам. Ковры, белье, обмундирование, шоколад, вина, коньяки, кофе. Недавно мне захотелось нашего, советского коньяка. Так что вы думаете? Заров поменял ящик настоящего бургундского на пять бутылок «Нарын-кала» у одного высокопоставленного индюка из Пригорска. Коллекционер! Даже не полюбопытствовал, откуда у простого советского пенсионера взялось бургундское восьмого года выпуска.

— Столько лет скрываться от семьи, от людей…

— От людей — да, но от семьи… Знайте: люди моего склада — прекрасные семьянины. Дочери мои получили прекрасное образование, у них уже семьи, дети. А что касается того, что мне не хотелось видеть множество людей, так что же? Вы, надеюсь, читаете прессу? Еще один пример: недавно в местной газете напечатали про одного дезертира, просидевшего в погребе собственного дома более двадцати лет. Вы представляете? Два десятка лет не казать носа. Даже когда умерла его матушка, не выполз из своего убежища, не сказал ей последнее прости. Так-то — дезертир, а я, Туриев, воевал. Правда, в сорок втором году, когда попал в госпиталь, за хорошие деньги у меня нашли какую-то хитрую болезнь, комиссовали вчистую, но я не бежал, как известный всем Гарун, с поля брани. Ну… Нарушил паспортный режим — за это большой срок не дают, если что. Но, к сожалению, вам не придется быть свидетелем.

— Хорошо, я смирился с этим, — Борис встал, сделал несколько шагов к Линскому, тот отскочил, вытащил из-за пояса пистолет, направил его на Туриева.

— Я пущу зам пулю в лоб.

— Э-э-э, Линский, не надо угрожать. Все равно до прихода. Зарова вы меня не пристрелите, если, конечно, я не брошусь на вас в стремлении завладеть моим «Макаровым». Но сделать такое — значит, пойти на самоубийство: я убедился в том, как вы прекрасно владеете оружием. Успокойтесь и пригласите меня в гости. Хочу посмотреть, как живут пещерные люди. Вы представляете? Двадцатый век — и пещерные люди! Моя просьба: покажите мне вход в ту пещеру… в заветную. Дело в том, что мой дядя, брат отца, еще до войны занялся научными поисками вокруг Скалистого плато. Он верил: легенда отражает то, что было на самом деле. Историк Туриев был убежден, что всякая легенда — поэтическое отражение того или иного исторического факта. Что же вы раздумываете? Даже в самые мрачные годы средневековья обреченному на смерть давали возможность удовлетворить последнее желание.

— Согласен. — Линский поджал губы, лицо его стало строгим, чуточку печальным. — Идите вперед вдоль берега. Как пройдете сто двадцать шагов, — остановитесь. Марш!

Туриев шагал медленно, с удовольствием отмечая про себя, что Линский может сломаться. Как им выбраться? Взрыв? Какой смысл? И для этого финала они жили все эти годы? Но что он, Туриев, может пообещать им? Снисхождения? Его не будет. Суд состоится и воздаст каждому по заслугам. Конечно, если за Заровым нет преступлений — таких, как убийство, его участь выглядит несколько привлекательнее, чем будущее Линского.

Многое зависит и от того, какие ценности обнаружатся в пещере. Хотя никакие сокровища не перетянут чащу преступлений против Родины, против ее граждан.

— Стоп! — раздался резкий окрик Линского. — Подойдите к стене, станьте к ней лицом.

Лев Борисович сопел за спиной Туриева. Раздался скрежет, справа от Бориса медленно пошла в сторону часть стены, открылся проем.

— Заходите, заходите! Не пугайтесь, там светло!

Пещерка, залитая ярким светом, поразила Туриева своим убранством: на полу лежали ковры самых немыслимых расцветок, ноги по щиколотку утопают в них; у стен стоят диваны, обитые кожей, над их спинками — картины — копии знаменитых полотен Репина, Рубенса, Веласкеса, Бродского. По углам помещения стоят высокие канделябры, из свечеподобных рожков льется ровное синеватое пламя.

Перехватив взгляд Туриева, Линский пожал плечами, сказав:

— Балонный газ. Приспособил. Правда, приходится то и дело проветривать мою конуру, но все-таки светло, с помощью свечей такого не добиться. Присядьте, пожалуйста, на этот стульчик. Вот так. — Туриев почувствовал, как Линский обхватил его сзади руками, ловко протянул веревку вокруг туловища, привязал к спинке стула. — Сейчас будем пить чай. Может, изволите кофе? Могу сварить. А за пеленание извините, так мне спокойнее. Что будем пить?

— Кофе.

— Сей момент. — Линский хлопотал в нескольких шагах от Бориса. Через несколько минут кофе стоял на столе. Пили молча. Напряжение на время покинуло каждого из них.